Сказка о молодильных яблоках и живой воде

В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь, и было у него три сына: старшего звали Федором, второго Василием, а младшего Иваном.
Царь очень устарел и глазами обнищал, а слыхал он, что за тридевять земель, в тридесятом царстве есть сад с молодильными яблоками и колодец с живой водой. Если съесть старику это яблоко – помолодеет, а водой этой умыть глаза слепцу – будет видеть.
Царь собирает пир на весь мир, зовет на пир князей и бояр и говорит им:
– Кто бы, ребятушки, выбрался из избранников, выбрался из охотников, съездил за тридевять земель, в тридесятое царство, привез бы молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут больший стал хорониться за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит царевич Федор и говорит:
– Неохота нам в люди царство отдавать. Я поеду в эту дорожку, привезу тебе, царю-батюшке, молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
Пошел Федор-царевич на конюший двор, выбирает себе коня неезженного, уздает узду неузданную, берет плетку нехлестанную, кладет двенадцать подпруг с подпругою – не ради красы, а ради крепости… Отправился Федор-царевич в дорожку. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился…
Ехал он близко ли, далеко ли, низко ли высоко ли, ехал день до вечеру – красна солнышка до закату. И доезжает до росстаней, до трех дорог. Лежит на росстанях плита-камень, на ней надпись:
“Направо поедешь – себя спасать, коня потерять. Налево поедешь – коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь – женату быть”.
Поразмыслил Федор-царевич: “Давай поеду, где женату быть”.
И повернул на ту дорожку, где женатому быть. Ехал, ехал и доезжает до терема под золотой крышей. Тут выбегает прекрасная девица и говорит ему:
– Царский сын, я тебя из седла выну, иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать.
– Нет, девица, хлеба-соли я не хочу, а сном дороги не скоротать. Мне надо вперед двигаться.
– Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого.
Тут прекрасная девица его из седла вынула и в терем повела. Накормила его, напоила и спать на кровать положила.
Только лег Федор-царевич к стенке, эта девица живо кровать повернула, он и полетел в подполье, в яму глубокую…
Долго ли, коротко ли – царь опять собирает пир, зовет князей и бояр и говорит им:
– Вот, ребятушки, кто бы выбрался из охотников – привезти мне молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут опять больший хоронится за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит второй сын, Василий-царевич:
Идет Василий-царевич на конюший двор, выбирает коня неезженного, уздает узду неузданную, берет плетку нехлестанную, кладет двенадцать подпруг с подпругою.
Поехал Василий-царевич. Видели, как садился, а не видели, в кою сторону укатился… Вот он доезжает до росстаней, где лежит плита-камень, и видит: “Направо поедешь – себя спасать, коня потерять. Налево поедешь – коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь – женату быть”.
Думал, думал Василий-царевич и поехал дорогой, где женатому быть. Доехал до терема с золотой крышей. Выбегает к нему прекрасная девица и просит его откушать хлеба-соли и лечь почивать.
– Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого…
Тут она его из седла вынула, в терем повела, накормила, напоила и спать положила.
Только Василий-царевич лег к стенке, она опять повернула кровать, и он полетел в подполье. А там спрашивают:
– Кто летит?
– Василий-царевич. А кто сидит?
– Федор-царевич.
– Вот, братан, попали!
Долго ли, коротко ли – в третий раз царь собирает пир, зовет князей и бояр:
– Кто бы выбрался из охотников привезти молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этом у седоку полцарства отписал. Тут опять больший хоронится за середнего, середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит Иван-царевич и говорит:
– Дай мне, батюшка, благословеньице, с буйной головы до резвых ног, ехать в тридесятое царство – поискать тебе молодильных яблок и живой воды да поискать еще моих братьецев.
Дал ему царь благословеньице. Пошел Иван-царевич в конюший двор – выбирать себе коня по разуму. На которого коня ни взглянет, тот дрожит, на которого руку положит – тот с ног валится…
Не мог выбрать Иван-царевич коня по разуму. Идет, повесил буйну голову. Навстречу ему бабушказадворенка:
– Здравствуй, дитятко Иван-царевич! Что ходишь кручинен-печален?
– Как же мне, бабушка, не печалиться – не могу найти коня по разуму.
– Давно бы ты меня спросил. Добрый конь стоит закованный в погребу, на цепи железной. Сможешь его взять – будет тебе конь по разуму.
Приходит Иван-царевич к погребу, пнул плиту железную, свернулась плита с погреба. Вскочил ко добру коню, стал ему конь своими передними ногами на плечи. Стоит Иван-царевич – не шелохнется. Сорвал конь железную цепь, выскочил из погреба и Ивана-царевича вытащил. И тут Иван-царевич его обуздал уздою неузданной, оседлал седельцем неезженным, наложил двенадцать подпруг с подпругою – не ради красы, ради славушки молодецкой. Отправился Иван-царевич в путь-дорогу. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился… Доехал он до росстаней и поразмыслил: “Направо ехать – коня потерять. Куда мне без коня-то? Прямо ехать – женатому быть. Не за тем я в путь-дорогу выехал. Налево ехать – коня спасти. Эта дорога самая лучшая для меня”.
И поворотил он по той дороге, где коня спасти – себя потерять. Ехал он долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, по зеленым лугам, по каменным горам, ехал день до вечеру – красна солнышка до закату – и наезжает на избушку.
Стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке.