Добрыня Никитич

Родился в Русской земле мальчик. Отец Никита Романо­вич не дождался его рождения, умер. Осталась у него одна мать, Анфимья Александровна.

Хотелось матери, чтобы сыну хорошо жилось на белом свете. Злым людям хорошо не живётся — только добрым. И мать назвала мальчика Добрыней: думала, если сын за­теет что-нибудь плохое, пусть имя оградит его от плохого.

Рос Добрыня, рос и вырос богатырём. Мать радовалась: какой матери не радостно, если сын сильный и приго­жий. Но и печалилась она: знала, придёт срок, сын наденет доспехи, возьмёт меч, сядет на коня и уедет в чистое поле.

В чистом поле никто не живёт. Растёт там трава ковыль. Не зелёная, а седая. Седая оттого, что много в чистом поле горя, много богатырей там убито.

По одну сторону чистого поля простирается Русская земля. По другую — земля враждебная. Случается, над полем почернеет небо. Это не туча заходит, а летит, за­слоняя солнце, змея Горынище. Из своих Сарацинских гор, из-за Почайны-реки летит змея в Русскую землю. Уносит она людей, держит их взаперти в подземных но­рах, ест живьём. С ней-то и сражаются богатыри в чистом поле. Но никому победить её не удаётся.

Анфимья Александровна не раз говорила сыну:

— Не езди к Сарацинским горам. Не купайся в Почайне-реке. Один ты у меня. На кого меня оставишь?

Не послушался Добрыня. Поехал. Долго он ехал чистым полем. Не один день, не одну ночь. Когда белые бога­тырские кости видел, останавливал коня, снимал шлем, склонял голову. Наконец доехал до Почайны-реки. Река как река, один берег низкий, другой берег крутой.

Повёл Добрыня коня к воде, чтобы напоить. А конь узду из рук рвёт, от реки пятится. «И впрямь злая река, да я всё равно искупаюсь! — подумал Добрыня. Воткнул копьё в землю. Привязал к нему коня. Снял доспехи, одежду, вошёл в воду. У берега вода горяча, как в котле. Но поплыл Добрыня. На серёдке полетели из воды искры. У другого — крутого — берега пламя над волной поднялось, дым повалил.

Выскочил Добрыня на крутой берег и сквозь дым видит — стоит на четырёх лапах змея Горынище, крыльями по земле чертит, тянется к Добрыне семью головами. Ух и велико страшилище! Всё в холодной чешуе. Рты у змеи жадные, зубы острые, как железные гвозди.

«Вот и смерть моя, — подумал Добрыня. — Нет у меня с собой ни меча, ни копья».

— Что, богатырь? — говорит змея. — В норе тебя запе­реть? Или сейчас съесть? У меня седьмой рот нынче ни­чего не ел.

— Твоя воля, — отвечает Добрыня, — что ж мне в норе подземной томиться? Ешь сейчас. Об одном жалею: видел я тебя, змею, только спереди, разреши перед смертью посмотреть с хвоста.

— Погляди, — отвечает змея.

Обошёл Добрыня змею. И схватил её обеими руками за хвост, поднатужился, начал над головой крутить. Раз крутанул, два крутанул, а на третий как о землю ударит!

Закрылись у змеи глаза, стонет Горынище:

— Пожалей меня, богатырь! Вспомни свою мать, она тебя Добрыней назвала. Сделай добро моим змеёнышам, не оставляй их сиротами. Будь мне старшим братом. Я те­бе буду младшей сестрой. В землю я Русскую больше не буду летать. И ты дай слово не ездить к Сарацин­ским горам.

— Ладно, — говорит Доб­рыня. — Пусть так и будет. Только и ты, змея, наш уговор помни.

Нырнул Добрыня с круто­го берега, под огнём, под водой проплыл. Оделся. На коня сел. Поехал домой, в го­род Киев.

Рассказал Добрыня мате­ри, что с ним было, как со змеёй бился, какой уговор заключил. Послушала Анфи­мья Александровна и говорит:

— Добрым-то надо быть, сын, с людьми, а не со змеёй. Пока ты чистым полем ехал, змея над Киевом пролетела, унесла княжескую племян­ницу Забаву. Девица на лугу с подружками венки плела. Такая была красавица, такая весёлая… Жалко мне тебя, сын дорогой, но ничего не поделаешь — выручай Забавушку. И твоя вина есть, что сидит она теперь в подзе­мелье. Поди на конюшню, возьми коня Бурка. Он твое­му отцу и деду верно служил, тебе тоже послужит. И вот плёточка, свита из семи раз­ноцветных шёлковых шнур­ков. Как будет коню невмочь, как станет он спотыкаться, стегни его этой плёточкой, а так без нужды не бей. Поез­жай. Жду тебя невредимого.

Поклонился Добрыня ма­тери. Оседлал Бурка. Взял копьё, взял дубовую палицу, меч взял, лук со стрелами. Сел в седло. Только тронул поводья — прыгнул конь, во­рота перескочил.

Вторым скоком перемахнул город­скую стену над сторожевой башней. С третьего скачка опустился в чистом поле.

В поле ветра нет, а ковыль к земле приник. Солнце из-за облаков не показывается, словно боится взглянуть, как страшный бой начнётся.

А от Сарацинских гор пол­зут змеёныши. Так много, что не сосчитать. Стали змеёны­ши на ногах у Бурка виснуть. Не дают Бурку ноги подни­мать, опутали, оплели, как верёвками связали. Устал конь, спотыкаться начал.

Тог­да Добрыня стегнул коня се­мицветной плёточкой. Откуда у Бурка силы взялись! Скачет он — грива и хвост по ветру стелются. Всех змеёнышей с ног отряхнул. Если камень попадает под копыто, камень летит на целый выстрел, а землю Бурко копнами выво­рачивает.

Остановился Бурко у Сарацинских гор. Горы высокие, верхушки закрыты тучами. А внизу норы нарыты. Входы в норы закрыты железными дверями, на дверях висят медные замки — каждый с ведро.

И вот вышла из ущелья змея Горынище.

— Здравствуй, братец названый! — говорит змея Добрыне. — Зачем ты уговор нарушил, к Сарацинским горам при­ехал, моих змеёнышей потоптал? Разве не сестра я тебе?

— Ты первая уговор нарушила, — отвечает Добрыня.— Зачем Забаву похитила? Больше не сестра ты мне, и я не брат тебе. Отдай Забаву добром, отвори норы, выпусти на волю пленников.

— Не отдам Забаву. Пленников не выпущу. Буду с тобой биться.

Начался тут бой. Не на жизнь — на смерть.

Три дня и три ночи длится сражение. У Добрыни меч переломился, палица в щепки разбита, все стрелы вы­стрелены. А змея жжёт богатыря пламенем, богатырского коня ослепляет дымом.

Кончились у Добрыни силы. Не одолеть ему змею, не спасти Забаву.

И тут вдруг он услышал материнский голос: «Ты, сы­нок, три дня и три ночи бился. Побейся ещё три часа».

Собрал Добрыня всё мужество. Нацелил копьё в змеи­ное сердце.

— Попяться, Бурушко, — прошептал Добрыня своему коню, — попяться да встань как вкопанный…

Попятился Бурко. А змея Горынище подумала, что богатырь испугался, бежит с поля боя. Ринулась на Добрыню. Тут конь встал как вкопанный. И Горынище напоролась на копьё. Пришёл змее конец.

Но нет ещё победы у Добрыни. Змеиная кровь залила всю землю, как вода в половодье. Сначала была Бурку по колено, потом поднялась коню по самые ноздри. Три дня и три ночи Добрыня не может сойти с коня. Думает, уезжать надо. Не спасти Забаву, не освободить пленников.

Тут снова услышал материнский голос: «Сынок, ударь копьём в землю. Змеиная кровь в землю уйдёт».

Ударил Добрыня копьём, и ушла в землю змеиная кровь. Сразу на земле трава выросла, расцвели колокольчики.

Пустил Добрыня коня пастись на лугу, а сам к норам пошёл. Срывает богатырь замки с дверей:

— Выходите, люди добрые, на белый свет! Кончился ваш плен! Нет больше змеи Горынищи. Убил я её.

Множество людей вышло из нор. Не верят такому сча­стью, своему избавлению. Когда Добрыня последнюю нору отворил, вышла Забава — красная девица. Взял богатырь Забаву на руки, позвал Бурка, сел в седло.

— Эй, люди добрые! — крикнул Добрыня. — Кто из Русской земли, идите в Русскую землю. А кто из других земель, идите каждый в свою землю.

И поехал Добрыня с Забавой в родной город Киев.

Долго ехали на коне богатырь и красная девица. Но вот показались киевские колокольни и сторожевые башни. Тут и говорит Забава Добрыне:

— Назвала бы я тебя, Добрынюшка, отцом родным, да ведь есть у меня отец, назвала бы я тебя родимым

братцем, да ведь и братец есть у меня. Я бы назвала тебя любимым другом, да ведь не захочешь ты полюбить девицу Забаву.

Долго молчал Добрыня, потом говорит:

— Полюбил бы я тебя, Забавушка. Но ты княжеского рода, а я — крестьянского. Нам князь не позволит поже­ниться…

Тут они въехали в городские ворота. Люди увидели их, и у всех людей была радость. А больше всех радовалась мать Добрыни, Анфимья Александровна.

Когда же вернулись в свои страны пленники змеи Горынищи, то многие народы узнали о подвиге Добрыни.

КОНЕЦ