Одинокий великан

Жил как-то раз великан, который был одинок. Вообще-то, конечно, почти все великаны одиноки, или были бы одиноки, если бы думали об этом. Каждому великану нужен приличный кусок земли, чтобы прокормиться, и поэтому им приходится селиться очень далеко друг от друга, по одному великану на целое графство. Так что увидеться с соседом они могут только если оба случайно забредут на одну и ту же границу своих владений в одно и то же время. Когда это происходит, а происходит это нечасто, великаны развлекаются, перебрасываясь булыжниками или играя в прятки среди гор. Потом каждый идёт своей дорогой. Тогда в горах на мили кругом слышно, как они кричат друг другу “пока”.

Однако великаны не задумываются о своём одиночестве, потому что думанье не входит в число их любимых занятий. Основная их работа – быть великаном, и отнимает она кучу времени. Это очень тяжёлое дело, потому что в “Книге Правил для Великанов” сказано, что когда великан не ест или не спит, он должен бродить по округе, громко топая ногами, реветь как можно грознее и выглядеть ужасно свирепым. Выглядеть ужасно свирепым – нелёгкое занятие само по себе; попробуйте хотя бы полчаса, и сами поймёте. Вы быстро забываете, что полагается делать грозный вид, и обнаруживаете на лице непрошеную улыбку. И всё приходится начинать сначала.

Вот и получается, что великаны всегда ужасно заняты и на раздумья времени не больно-то хватает. Когда великан ухитряется урвать пару свободных минуток, он тут же чувствует себя таким усталым, что сразу начинает засыпать. Тогда он садится на землю и прислоняется спиной к ближайшему холму. Затем открывает огромный рот и делает огромный зевок. Потом выплёвывает птичек, случайно залетевших в рот во время зевка. И уж тогда неторопливо отбывает в страну сновидений.

Но тот великан, о котором речь, был не таков. Он уже давно потерял свою “Книгу Правил” и не потрудился купить новую. Этот великан не слонялся по округе, громко топоча и грозно вопя, потому что не видел в этом занятии никакого смысла. От него только ноги болели да начиналась мигрень. Кроме того, это отпугивало людей, а великан вовсе не хотел отпугивать людей. Он хотел с ними дружить.

А что уж совсем отличало его от прочих великанов, так это то, что он всё время думал. И всё время этот великан думал о том, как он одинок. На самом деле, у него были друзья среди животных. Например, орёл Златоглав. Но животные, как правило, не слишком интересуются людьми, считая их весьма ограниченными существами, не способными бежать быстрее, чем рысью, проплыть больше, чем пару миль, взлететь выше, чем на пять-шесть футов и продержаться в воздухе дольше, чем одну-две секунды. Также они не умеют закапываться в землю, таскать свой дом на спине и вообще не занимаются никакими достойными и полезными вещами подобного рода.

– Что до людей, – сказал однажды Златоглав одинокому великану, которого, замечу, звали Энгус Макаскилл, – все они, большие или маленькие, кроме разве что некоторых, хорошо умеют только шуметь, разбрасывать везде мусор и ломать всё, что попадается под руку. А эта их голая розовая кожа без единого пёрышка! Уф! – Так что единственное, что Энгус обычно слышал от Златоглава, был свист крыльев, когда тот пролетал над его головой.

На самом деле, у Энгуса были один-два друга и среди людей обычного размера. Например, Мораг Матисон, дочь сапожника. Иногда у них случались умные беседы. Но для того, чтобы поговорить с ней, Энгусу приходилось ложиться на землю. Тогда его ухо оказывалось прямо напротив её рта, но это казалось ему настолько забавным, что он то и дело начинал смеяться. Или ему приходилось сажать девушку на ладонь и подносить к уху, а уж это ей казалось таким забавным, что она принималась хохотать.

Сами знаете, трудновато беседовать об умных и важных вещах с человеком, который всё время хихикает. Можно расслышать одно или два слова из целого предложения, остальное приходится угадывать. А угадаешь неправильно – то-то смеху. Однажды Мораг рассказала, что доктор велел её матери съедать каждый день на завтрак по два мальца. Энгус пришёл в ужас, а она-то сказала “два яйца”.

Наконец одиночество Энгуса стало таким ужасным, что он не мог больше его выносить и понял: пора что-то делать. Он рассудил, что мудрее всего будет попросить у кого-нибудь совета, и первой решил спросить Мораг. Он отправился к дому её отца и увидел девушку ещё издалека. Она сидела у ворот, пряла и пела; и нить, и песня вились одинаково легко и резво.

“Вот если бы я не был великаном, – подумал Энгус, – я бы мог попросить Мораг выйти за меня замуж. И если бы она ответила “да”, я бы больше никогда не был одинок”.

Но Энгус-то был великаном, а потому отбросил эту мысль подальше, как крестьянский парень со вздохом отбрасывает мечты о королевской дочке. Вместо этого Энгус поднял Мораг в воздух так быстро, что она не успела даже засмеяться.

– Мораг, – сказал он, – послушай меня внимательно, потому что мне нужен твой совет. И не смейся, пожалуйста, потому что дело очень серьёзное. Беда в том, что я одинок. Как помочь этому? Есть ли какое-нибудь лекарство?

– Если бы ты не был великаном, – вздохнула Мораг. – Или я бы была великаншей… Я бы быстро вылечила тебя от одиночества.

– Как? – спросил Энгус.

– Неважно, – ответила Мораг и задумалась глубоко и серьёзно. – Единственное лекарство для тебя, Энгус, – печально сказала она наконец, – это жениться. Ты должен где-то найти себе великаншу.

– Где? – спросил Энгус.

– Ну, этого я не знаю, – ответила Мораг. – Все люди, каких я встречала, были маленькие, так или иначе. Ты лучше спроси орла Златоглава. Он хвастается, что знает каждую гору в земле Лорн.

– Великаны – не горы, – заметил Энгус.

– Конечно, не горы, – согласилась Мораг. – Великаны и цветом посветлее, и повежливее. По крайней мере, некоторые. – Она посмотрела на землю далеко внизу. – Но в остальном похожи.

Энгус в свою очередь посмотрел вниз, на малюсенькие маргаритки, примулы и фиалки. – Да, – вздохнул он, – я понимаю, о чём ты. – Он очень аккуратно опустил Мораг на землю и отправился искать Златоглава.

Орёл сидел на своём любимом месте. Один его глаз наблюдал за приближением Энгуса, и в этом глазу не отражалось почти никаких мыслей. Второй был устремлён на холмы, виднеющиеся на горизонте, и этот глаз был рассчитывающий. Ну, знаете, такой глаз, который складывает числа и каждый раз получает на один меньше.

– На что ты смотришь левым глазом? – поинтересовался Энгус.

– На стадо овец, которое Хью Хендерсон выгоняет из хлева в деревне Каррег в округе Крэй, – ответил Златоглав.

– У тебя острый глаз, – заметил Энгус.

– У меня пустое брюхо, – сказал орёл. – От этого лучше видно всякие мелочи.

– А попадалась ли когда-нибудь твоему глазу великанша? – спросил Энгус. – Одинокая великанша?

– Остров Альва, – тут же ответил Златоглав. – Иди на север вдоль берега моря, пока не придёшь в Синюю бухту. Тогда плыви на запад.

– А ты уверен, что она одинокая? – настаивал Энгус. – Там, наверное, есть и великан, только ты его не заметил.

– Почему-то я так не думаю, – сказал орёл.

– В любом случае, я не могу поплыть на этот остров, – вздохнул Энгус. – Даже если бы я умел плавать так далеко. Моя матушка велела мне никогда не заходить в солёную воду.

– Придётся тебе тогда выбирать между велениями мёртвых и нуждами живых, – глубокомысленно заметил Златоглав. – Это вечная проблема. Но только не для орлов. – Он поднялся в воздух и полетел туда, где паслись овцы.

Энгус не знал, что ему делать. Но решил, что пока он размышляет, вполне можно прогуляться до Синей бухты. Он никогда там не бывал, а название звучало неплохо. Кроме того, Энгус знал, что нет ничего лучше доброй прогулки, если хочешь избавиться от грусти. Когда идёшь, грусть стекает по ногам в землю, в которой живёт. А входит она через зад, когда долго сидишь на одном месте.

К тому времени, как Энгус дошёл до Синей бухты, он почувствовал себя значительно лучше. Он знал, что пришёл, куда нужно, потому что здесь были синие холмы, синее море и синее небо. А также маленький кривенький указатель, торчащий между двумя скалами. На нём синими буквами было написано “Синяя бухта здесь”.

На море был отлив. Вода ушла так далеко, что ей самой не помешал бы указатель, где тут Синяя бухта, чтобы вернуться. После себя она оставила, вроде как в залог, больше мили песка, уложенного красивыми маленькими волнами, и кита – ровно посередине этой мили. Если вы почему-то решили, что кит был не синий, а какой-нибудь другой, значит, вы плохо слушали сказку.

Энгус приблизился к киту с опаской, то есть, остановился где-то в пятидесяти футах от китовой головы. Он увидел, что кит уже вырыл в песке порядочную яму, пытаясь вернуться в море. Когда кит заметил Энгуса, он закричал: “Помогите!” – крошечным писклявым голоском. У китов очень узкое горло.

– Что у тебя за беда, кит? – спросил Энгус.

– Беда моя в том, великан, – ответил кит, – что я заснул на мели посередине бухты. Тогда это был маленький мелёныш, но пока я спал, он вон как вырос. И я застрял посреди этого песка. Если я не вернусь обратно в воду, то скоро горячее белое солнце высушит мою нежную кожу, а она привыкла только к влажной прохладной зелени морских глубин. Я умру. Но что я могу сделать? Я не умею плавать по песку, и нет у меня ни ног, чтобы ходить, ни крыльев, чтобы летать.

Видно было, что кит говорит правду, потому что на его гладкой синей спине уже появились волдыри от ожогов.

– Мне кажется, – заметил Энгус, – что киты не такие великолепные создания, как их расписывает Златоглав. Может, я и простой великан, но, по крайней мере, я никогда не окажусь прикован к такому маленькому клочку суши. У меня есть ноги.

– Златоглав сноб, – возразил кит. – Это оттого, что он смотрит на мир сверху вниз. А что касается ног, пока они не служат обществу, это предмет личной роскоши.

– Ты слишком тяжёлый,- сказал Энгус. – Даже для меня. Но думаю, с помощью ног – и рук – я сумею дотащить тебя до воды.

И он взялся за китовый хвост и принялся тащить. После долгих усилий Энгусу удалось спихнуть кита в воду у берега; тогда тот ударил могучим хвостом и выплыл на глубину. Кит был так счастлив вернуться в родную стихию, что даже три раза перекувырнулся под водой через голову.