Не любо – не слушай

Жили два брата умных, а третий дурак. Вот однажды поехали они в лес по дрова, и захотелось им там пообедать; насыпали они круп в горшок, налили воды, а огня нет.
Неподалеку был пчельник. Вот большой брат и говорит:
– Пойти мне за огнем на пчельник.
Приходит и говорит старику:
– Дедушка, дай мне огоньку.

А дед говорит:
– Сыграй прежде песенку мне.
– Да я, дедушка, не умею.
– Ну, попляши.
– Я, дедушка, не горазд.
– А не горазд, так нет тебе и огня!
И приходит этот большой брат без огня к своим братьям.
Тут средний брат говорит:
– Экой ты, брат! Не принес нам огню! Да-ка я пойду, – и пошел.
Пришел на пчельник и кричит:
– Дедушка, пожалуй мне огоньку.
– Ну-ка, свет, сыграй мне песенку!
– Я не умею.
– Ну, сказку скажи.
– Да я, дедушка, ничего не умею.
Приходит и этот брат без огня к своим братьям.
Дурак посмотрел на своих братьев:
– Эх вы, умные братцы, не взяли вы огня! – и пошел сам.
Приходит и говорит:
– Дедушка, нет ли у тебя огоньку?
А дед говорит:
– Попляши прежде!
– Я не умею.
– Ну, сказку скажи.
– Вот это так мое дело, – сказал дурак и присел на лежачий плетень. – Да смотри, – прибавил дурак, – садись-ка насупротив меня, слушай, да не перебивай.
Вот старик сел напротив его. Дурак откашлялся и начал:
– Ну, слушай же, дед!
– Слушаю, свет!
– Была у меня, дедушка, пегонькая лошаденка; я на ней езжал в лес сечь дрова. Вот однажды сидел я на ней верхом, а топор у меня был за поясом; лошадь-то бежит – трюк, трюк, а топор-то ей по спине – стук, стук; вот стукал, стукал, да и отсек ей зад. Ну, слушаешь, дед?
– Слушаю, свет!
– Вот я на передке этом еще три года ездил, да потом как-то нечаянно в лугах увидал задок моей лошади: ходит он и траву щиплет. Я взял поймал его и пришил к передку, пришил да еще три года ездил. Слушаешь, дед?
– Слушаю, свет!
– Ездил, ездил, приехал я в лес и увидал тут высокий дуб; начал по нем лезть и залез на небо. Вот увидал я там, что скотина дешева, только комары да мухи дороги, взял и слез на землю, наловил я мух и комаров два куля, взвалил их на спину и вскарабкался опять на небо.
Сложил кули и стал раздавать людям: отдаю я муху с комаренком, а беру с них на обмен корову с теленком – и набрал столько скотины, что и сметы нет. Вот и погнал я скотину, пригнал я к тому месту, где взлезал, – хватился: дуб-то подсекли. Тут я пригорюнился и думал, как мне с неба слезть, и вздумал наконец сделать веревку до земли: для этого перерезал я всю скотину, сделал долгий ремень и начал спускаться. Вот спускался, спускался, и не хватило у меня ремней вышиною поболее твоего шалаша, дедушка, а спрыгнуть побоялся. Слушаешь, дед?
– Слушаю, свет!
– Вот мужик, на мое счастье, веет овес: полова-то летит вверх, а я хватаю да веревку мотаю. Вдруг поднялся сильный ветер и начал меня качать туда и сюда, то в Москву, то в Питер; оторвалась у меня веревка из половы, и забросило меня ветром в тину. Весь я ушел в тину, одна голова лишь осталась; вылезть мне хочется, а нельзя. На моей голове свила утка гнездо. Вот повадился бирюк ходить на болото и есть яйца. Я кое-как вытянул из тины руку и ухватился за хвост бирюку – стоял он подле меня, – ухватился и закричал громко: тю-лю-лю-лю! Он меня и вытащил из тины. Слушаешь, дед?
– Слушаю, свет!
Видит дурак, что дело-то плохо: сказка вся, а дед сдержал свое слово, не перебивал его; и начал дурак иную побаску.
– Мой дедушка на твоем дедушке верхом езжал…
– Нет, мой на твоем езжал верхом! – перебил старик.
Дурак тому и рад, взял огня и пришел к своим братьям.
Тут разложили они огонь, поставили горшок с крупами на таган и начали варить кашу.
Когда каша сварится, тогда и сказка продлится, а теперь пока вся.