Сказка об Иване-царевиче и Сером Волке

— Здравствуй, бабушка! — сказал Иван-царевич. — Не от дела я лытаю, а дело пытаю. Поклон тебе от Серого Волка! Он мне друг и заступник.

— Давно бы так! — сказала старуха, подобрев. — Ведь он мне кум. А ну, рассказывай, сам ли ты пришёл, волей али неволей?

— Эх, бабушка, бабушка,—проговорил Иван-царевич. — Сколько волею, а вдвое — неволею. — И рассказал ей, что было и что случилось.

— Всем задачам задачу ты себе задал! — сказала старуха. — Ну, утро вечера мудренее. А там — помогу тебе.

Накормила его, напоила и в постель спать положила.

Встал Иван-царевич утром раненько, умылся беленько, а Баба-Яга ему и говорит:

— На море, на океане, на острове Буяне стоит могучий дуб. В нём дверь стопудовая, кованая. Ты её отвори, внутрь войди. Там увидишь сундук. В сундуке будет заяц, в зайце — утка, в утке — яйцо. В том яйце—Кощеева смерть! Коли ты яйцом тем завладеешь, смело иди к Кощею, там дорога прямая до самого замка. Только не ленись, за меч держись — он тебе пригодится!

И отправился Иван-царевич в путь.

Шёл он близко ли, далёко ли, высоко ли, широко ли—скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Только вышел он из лесу—и оказался на берегу моря. А тут глядь — из воды щурёнок взметнулся и выпал на берег. Иван-царевич только подумал: «Хорошо! Самое время поесть!» —как вдруг вода всколыхнулась и откуда ни возьмись появилась щука, седая, огромная, вся в тине. И сказала щука человеческим голосом:

— Не тронь, Иван-царевич, моё дитятко, а уж я тебя не забуду!

— Плыви, коли так! — сказал Иван-царевич и отпустил щурёнка в воду.

— Добрый ты человек, — сказала ему щука.— Потому и я в долгу не останусь. Триста лет и три месяца я тут живу, многое на своём веку видывала, ещё больше наслышана. Вот и знаю я, куда ты, Иван-царевич, путь держишь. Глянь-ка в море, видишь, будто блинок вдали плавает. То и есть Буян-остров, куда ты путь держишь. Так и быть—помогу тебе туда перебраться.

Тут море вздыбилось, всколыхнулось — это щука в нём повернулась. Повернулась—поперёк моря легла.

Иван-царевич и пошёл по ней, словно по мосту.

Добрался до острова, а там лес. Как зашёл, так и скрылся в нём. Скрылся в нём и увидел: стоит дуб могучий, в дубе — дверь кованая, чугунная, стопудовая. Он толкнул её—не отворяется. Постучал—никто не откликается. Вот тогда-то Иван-царевич на дверь плечом нажал. Раз нажал—не поддалась она. Два нажал—дрогнула, в третий раз нажал—только с петель не слетела — настежь отворилась.

Спустился Иван-царевич в подземелье, а там — пещера высокая, драгоценными камнями сверкает, жемчугами искрится. А в самой глубине её сундук стоит.

Не стал Иван-царевич на сокровища смотреть, на золото глядеть, взял сундук да на волю!.. На землю поставил, крышку поднял, а из сундука заяц выскочил. Иван-царевич его мечом рассёк, из него утка вылетела.

Но и тут поспел Иван-царевич—из лука стрелу пустил.

Взвилась стрела, в утку угодила. Она яйцо и выронила.

Выронила, и упало яйцо прямо в воду. Иван-царевич руками всплеснул, с горя, с досады: «Как я его теперь достану?!»

Тут лёгкой рябью вода в море встрепенулась, и щурёнок из неё высунулся:

— Ах, Иван-царевич! — говорит. — Ты мне жизнь подарил, а я тебе твою забаву отдам! Другого-то нет ничего у меня! — и подал ему яйцо. А в яйце-то, в яйце — смерть Кощея Бессмертного!..

Уж не зная как благодарил щурёнка Иван-царевич. Снова по щучьей спине, как по мосту, на берег вернулся и пошёл прямиком в Кощеев замок.

День коротается, к ночи подвигается. Вдруг слышит Иван-царевич — кто-то дышит. Вдруг видит — двенадцать огней в вышине не мигая горят, двенадцать огней у земли, словно угли, тлеют.

Остановился Иван-царевич, поосмотрелся, во тьму вгляделся.

Попятился даже. Да и было от чего. Перед ним страшный Двенадцатиголовый Змей лежал. Покуда эти шесть голов его спали, другие шесть голов бодрствовали. У шести-то голов в вышине двенадцать глаз сторожат-горят, у шести-то голов, что на земле лежат, двенадцать глаз дремлют!

Перехватило дух у Ивана-царевича. Он один, а голов-то вон сколько!.. И все огнём дышат, кого хочешь сожгут, сожрут, проглотят. А за Змеем страшным, во тьме, стоит двор — что город, стоит дом — что скала. Там Кощей живёт Бессмертный и Елена Прекрасная в плену томится…

Вспомнил тут Иван-царевич, что ему Баба-Яга наказывала: «Не ленись, за меч держись — пригодится!» И пригодился меч. Не убоясь, подошёл Иван-царевич к Змею Двенадцатиголовому, и только его шесть голов повернулись, пасти свои страшные раскрыли — хыкнуть не успели, огнём дохнуть не спроворились, как Иван-царевич мечом взмахнул и разом отрубил их все.

Тут те шесть голов, что на земле спали, двенадцать глаз, тлеющих, словно угли в золе, открыли, сквозь дрёму спросили:

— Или пора нам в караул заступать, или то нам почудилось?

— Давно пора! — смело крикнул Иван-царевич.

И только эти шесть голов поднялись — он их единым махом, словно кочны капустные, посшибал, порубил.

— А теперь, Кощей, мы с тобой поборемся, ещё посмотрим, кто кого победит! — сказал Иван-царевич и бегом быстрым во дворец побежал.

Едва взошёл, смотрит: Елена Прекрасная сидит, в плену томится, горькие слёзы льёт.

Глянул на неё Иван-царевич, с одного взгляда полюбил. Да и как не полюбить её было, красавицу такую, что ни вздумать, ни взгадать, разве в сказке рассказать, и то не поверят! И Елена Прекрасная только его увидала — плакать перестала, впервой за весь плен свой улыбнулась, словно жемчугами сверкнула, и к нему, к Ивану-царевичу, спасителю своему, обратилась.

— Век тебя ждала, — сказала. — Защити меня от Кощея страшного, Бессмертного!

А он лёгок на помине — уж тут как тут, злодей-лиходей, Кощей Бессмертный объявился. Страшный, словно смерть, тощий, словно жердь, худой, глазами сверкает, костьми постукивает, побрякивает.

И закричал Кощей Бессмертный громким голосом:

— Фу, фу! Чую, русским духом пахнет! Прежде русского духу слыхом было не слыхать, видом не видать, а теперь русский дух сам является, в уста бросается, съесть просится! — И глазами засверкал, зубами залязгал.

А Иван-царевич перед ним встал, да и говорит:

— Что это ты больно расфукался? Разве так людей приезжих встречают, разве так гостей привечают? Громким голосом покрикивают, неучтивыми словами обзывают? Вот я тебя сейчас, ирода чёрного, окорочу, научу! Ну-кась, что это, скажи? — И вынул из-за пазухи яйцо, в котором Кощеева смерть была.

У Кощея в глазах помутилось. Уж тут он присмирел, притих.

Иван-царевич яйцо с руки на руку переложил — Кощея Бессмертного тогда из угла в угол бросило! Стоит Иван-царевич, тем яйцом поигрывает, а Кощея Бессмертного будто самого взад-вперёд кидает, перекидывает!

Притих Бессмертный Кощей, да только ненадолго. Видать, не сдался он, не испугался: Глаза его чёрные огнём горят, глаза его чёрные говорят: «Погоди, Иван-царевич, — говорят. — Не рано ли ты радуешься, не прежде времени ли победу поспешаешь праздновать!»

Собрал всю свою силу чёрную, руки длинные, худые, развёл, напряг, изготовился — вот-вот на Ивана-царевича бросится, сграбастает его, и пропал тогда молодец-удалец, не остаться живу ему, не сносить головы своей, не ходить по земле, а Елене Прекрасной век томиться, в неволе погибнуть, и царю-отцу умирать без младшего сына, без любимого!..

Только вспомнил Иван-царевич об отце своём, батюшке, тут с него туман-дурман, дрёму, что злодей Кощей напустил, будто рукой сняло. Не сплошал тогда богатырь: как ударил Иван-царевич яйцо оземь — сразу дым пошёл, столбом чёрным поднялся, глаза застил, потолок пробил, до самого неба дошёл.

А растаял дым — ни Кощея нет Бессмертного, ни замка, ни горы, на которой замок стоял, — всё пропало, как небыль, исчезла злая сила, чёрная смерть.

Стоит Иван-царевич с Еленой Прекрасной в глухом бору, в тёмном лесу, на том самом месте, где с Серым Волком когда-то расстался. За руки взялись, в глаза друг-другу смотрят — не налюбуются.

Тут откуда ни возьмись, словно из-под земли, появился Серый Волк.

— Я, — говорит, — вас давно ожидаю! Скорее на меня садитесь, обратный путь вам на счастье выпал!

Уселись Иван-царевич и Елена Прекрасная на Серого Волка, и понёс он их выше леса стоячего, ниже облака ходячего, назад за тридевять земель, в тридесятое царство. Принёс к стене высокой, остановился.

Тут Елена Прекрасная расплакалась:

— Тебя, Иван-царевич, ни на кого не променяю! Ни на богатство, ни на власть. Лучше смерть приму, чем за ненавистного старого царя с рогами замуж выйду.

И Иван-царевич взмолился:

— Серый Волк! Сослужил ты мне много служб, сослужи ещё одну! Скажи, как любовь мою сохранить, Елену Прекрасную спасти, от участи ужасной избавить?

Сказал тогда Серый Волк:

— Коли так, не видать царю-плахе Елены Прекрасной! Я всё сам сделаю, а ты мне, Иван-царевич, помоги, меня во дворец сведи да там оставь. А как заберёшь Златогривого коня, езжайте с Еленой Прекрасной, а я вас догоню.

Сказал, кувыркнулся, через голову перевернулся и превратился точь-в-точь в Елену Прекрасную.