Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями (иллюстрации Диодорова). Сельма Лагерлёф

– Если бы только в сказках! – тихо сказал Нильс, вздыхая. – Я ведь был человек как человек, вот такой, как ты, только мальчик. А настоящий гном заколдовал меня. С тех пор я так и живу – не то человек, не то непонятно что…

– Да где ж ты живешь? – спросил Удачник.

– А я с птицами живу. Меня гусиная стая к себе взяла.

– Какой ты счастливый, – воскликнул Удачник. – Ах, если б я мог стать таким, как ты! Если бы и меня унесли отсюда перелетные птицы!

Тут ворон, который до сих пор молчал, подтолкнул Нильса крылом и радостно каркнул:

– Говор-р-ри! Говор-р-ри! Скор-р-рей говор-р-ри! «Вот оно что! Вот зачем Фумле-Друмле принес меня сюда! – подумал Нильс. – Неужели я сейчас снова стану человеком!..»

Он открыл рот и, замирая от волнения, начал:

– Стань передо мной, Как мышь перед горой…

И вдруг замолчал. Как будто забыл все колдовские слова.

– Говор-р-ри! Говор-р-ри дальше! – закаркал Фумле-Друмле.

Но Нильс только отмахнулся от него.

А Удачник, который ни о чем и не подозревал, наклонился над Нильсом и сказал:

– Ну, говори же, говори дальше! Я никогда не слышал таких стишков!

– И хорошо, что не слышал, – сказал Нильс.

– Дур-р-рак! Дур-р-рак! – закаркал Фумле-Друмле.

– Помолчи! – прикрикнул на ворона Нильс. Потом снова повернулся к Удачнику и спросил:

– А ты почему хочешь стать таким, как я?

– Потому что я самый несчастный человек на свете! – воскликнул Удачник. – Ты только послушай, что со мной случилось.

И он рассказал Нильсу, ничего не утаивая, о своей беде.

– Да, тут рад будешь на край света улететь, – согласился Нильс. – Но ведь Неудачнику-то от этого не станет легче!.. Послушай, я, кажется, смогу помочь твоему горю.

Он подбежал к ворону и стал что-то шептать ему на ухо.

– Дур-р-рак! Дур-р-рак! – закаркал в ответ ему Фумле-Друмле.

А Нильс все уговаривал и уговаривал ворона. Потом забрался к нему на спину, и они улетели – ворон и маленький человечек.

– Что это? – пробормотал Удачник, тряхнув головой. – Наверное, я спал и мне приснился сон?

Пока он раздумывал над этим, кто-то бросил в его окно несколько листков пропавшей рукописи.

И перед Удачником мелькнули черные вороньи крылья.

Весь вечер, до поздней ночи, собирал Нильс и Фумле-Друмле развеянные ветром листы и листок за листком приносили Удачнику. Они подбирали их на крышах и чердаках, па ветках деревьев и на дорожках сада, среди мусорной свалки и па колокольне собора. Куда только не заглядывали ворон и мальчик!

Одну страничку Нильс вытащил из собачьей будки. Фумле-Друмле вырвал какой-то исписанный листок прямо из рук торговца, когда тот свертывал из него кулек для орехов.

А счастливый Удачник расправлял, разглаживал каждую страницу и складывал их по порядку.

– Вот все и на месте! – сказал он наконец. – Спасибо тебе, маленький человечек! И тебе спасибо, ворон! Я думал, ты мне беду накаркаешь, а ты мне вот какое счастье принес!

Он схватил рукопись и, несмотря па поздний час, побежал к Неудачнику. Пусть и счастливый Неудачник порадуется своей удаче!

Фумле-Друмле и Нильс остались одни на крыше.

– Ну что ж, надо возвращаться восвояси, – сказал ворон Нильсу. – Прозевал свое счастье, на себя и пеняй.

– Да ты не сердись, Фумле-Друмле, – сказал Нильс. – Очень уж мне стало жалко и Удачника и Неудачника.

И вот наконец Нильс увидел родную деревню.

– Гляди, гляди, – крикнул он Мартину, – вон улица наша! Вон наш дом! Попросим Акку спуститься.

Но Акку не надо было просить. Она ведь была умная гусыня и сама понимала, как хочется Нильсу увидеть родной дом.

Она высмотрела за деревней заглохший пруд и приказала стае спускаться.

Нильсу не терпелось сейчас же побежать домой. Но он боялся встретиться с кем-нибудь на улице и решил подождать до вечера.

Когда совсем уже стемнело, он отправился в деревню. Мартин со своим семейством тоже пошел за ним. Он хотел показать жене и детям птичник, в котором провел свою молодость.

– Мы только взглянем разок и вернемся, – сказал Нильс старой гусыне.

К счастью, они никого не встретили, пока шли через деревню.

Вот и знакомый двор. Они осторожно прошмыгнули через калитку.

Во дворе было тихо. Все куры и гуси давно уже спали. Только из дома доносились неясные голоса. Дверь в дом была приоткрыта, и оттуда узкой полосой пробивался свет.

Нильс заглянул в щелку.

В комнате все по-прежнему: у окна – стол, около печки – сундук и даже сачок на старом месте, между окном и шкафом.

Мать с отцом сидели за столом около лампы. Мать что-то вязала, а отец штопал рыбачью сеть. Под столом, свернувшись калачиком, лежал кот и тихонько мурлыкал.

– Где-то сейчас наш сыночек? – говорила мать, тяжело вздыхая. – Верно, голодает да холодает, скитаясь по дорогам… А может, больной лежит. Долго ли ребенку заболеть!..

Отец ничего не сказал. Он только нахмурился и еще ниже склонился над сетью.

– А может, его и на свете уже нет, – снова заговорила мать и украдкой вытерла глаза концом своего вязанья.

«Да я жив! Я здесь!» – чуть было не крикнул Нильс и сам отер рукавом слезы.

– Ну уж ты придумаешь! – сердито сказал отец. – Подожди, вернется наш сыночек!

Мы еще с ним порыбачим! Но мать только всхлипнула в ответ.

– Уж какое там вернется! Если и жив, все равно домой не придет… – говорила она сквозь слезы. – Сколько раз тебе твердила: не наказывай ты его. Ведь мал он да глуп – что с него спросишь? А ты чуть что – сразу за ремень. Вот он и убежал.

– Ну да, а сама ты его мало бранила, что ли?

– Да я так уж, любя…

– А я что, не любя? Только вот одно я в толк не возьму – неужели он Мартина с собой увел? Собаку бы еще, это я понимаю. Собака – друг человека. А тут гусь какой-то! Гусь человеку не товарищ.