Сирота Мамбу

Вот тебе и гости! На угощенье и не посмотрели, только амбары разорили. Стали женщины плакать. Стали мужчины ругаться. Мамбу совсем рассердился. “Не нам, так и не им!” – говорит. Вышел он на берег. Стал свистеть. Всем известно, когда у воды свистишь – ветер начинается. Надул Мамбу щеки. Столько воздуху набрал, что сам круглый стал. Долго свистел. На его свист сначала маленький ветер прибежал. Зашевелилась трава, воду на реке зарябило, на мачте никанской лодки значок заполоскался. А Мамбу свистит. Прилетел средний ветер на помощь младшему брату. Зашелестели листья на ветках, стали ветки раскачиваться. На волнах в реке барашки заплясали. На никанской лодке мачта стала гнуться. А Мамбу свистит. Видит средний ветер – у него силы тоже не хватает. Позвал на помощь старшего брата. Примчался большой ветер. Стали деревья гнуться и ломаться. На Амуре вода потемнела, волны вспенились, выше домов поднимаются. С никанской лодки паруса сорвало, мачту сломало, стало лодку заливать… А ветер все сильнее и сильнее! Опрокинул лодку. Попадали в воду никанские воины. На ком оружия больше было, те сразу на дно пошли, на ком поменьше – те на волнах плавают. А человек-брюхо, как пузырь, на волне качается, утонуть не может – очень жирный! Все, что у Сулаки чужие люди взяли, в эту бурю потеряли да все свое погубили. Едва-едва на другой берег вылезли. К маньчжурскому амбаню побежали. Спрашивает тот, что с ульчей никанскому царю взяли. Говорит человек-брюхо, из халата воду выжимая:

– Амурскую воду взяли!

… А ветер все сильнее и сильнее. Стало ульчские дома пошатывать. Стало с крыш жерди раскидывать. Просят старики Мамбу:

– Перестань дуть!

А Мамбу уже весь воздух выпустил. Уже без него ветры гуляют по Амуру. Кричит им Мамбу:

– Довольно!

Разыгрались ветры, не слышат… Схватил тогда Мамбу свой боевой лук, натянул тетиву из жилы сохатого, наложил стрелу из железной березы, поддел горящий уголь и выстрелил в большой ветер, домой побежал. Тихо стало. Волны улеглись. Деревья опять ровно стоят. Говорит Мамбу:

– Рысь всегда в одно место ходит воду пить! Опять никанские люди сюда придут. Надо с этого места уходить! Человек-брюхо, пока всех нас не сожрет, приходить будет…

Не послушались старики. Не хотели родное место оставить.

– Как можно! – говорят. – Наши отцы тут похоронены!

Сколько-то времени прошло, зимой опять те же люди к Сулаки явились. На больших нартах приехали. В нарты страшные звери запряжены: голова, как у оленя, на хвосте волосы, на четырех ногах круглые копыта, на шее волосы на одну сторону. Людей вдвое больше, чем раньше. И человек-брюхо с ними.

Опять дань требуют. Опять по амбарам пошли.

Говорит Мамбо человеку-брюхо:

– Никто еще с одного места две ветки не срезал!

Закричал человек-брюхо на Мамбу, ногами затопал. Подскочили воины к Мамбу, в сторону отбросили.

Пошел Мамбу домой. Медвежьего сала достал. Кусками его нарезал. К никанским нартам подо-брался, сало к нартам снизу подвязал.

Опять никанцы у Сулаки все амбары обчистили. Пушнину, вещи всякие и еду забрали. На нарты уселись. На своих зверей закричали. Поскакали звери. Только полозья скрипят да снежная поземка вслед нартам вьется. Опять плачут женщины. Ругаются старики. Говорит им Мамбу: – Всех собак сюда давайте!

Привели всех собак, какие в деревне были. Взял Мамбу самого сильного вожака, кусок сала медвежьего, в чужой след носом ткнул. Учуял вожак, в какую сторону сало поехало, кинулся по следу. Остальные собаки – за ним!

… Едет человек-брюхо на нартах своих. Радуется – много с ульчей взял! Сколько царю отдаст – не считает, а сколько себе оставит – про то молчит.

Уже до середины Амура доехал человек-брюхо со своими людьми.

Тут собаки чужих людей догнали. Медвежьим салом пахнет. А где сало – не поймут собаки, и давай трепать людей! Половину насмерть загрызли, тех зверей покусали, что в упряжке были. Весь поезд расстроился. Пустились никанцы бежать, а собаки на них висят, вцепились. Кое-как, уже на другом берегу, от собак человек-брюхо отбился. Прибежали к маньчжурскому амбаню. Спрашивает тот, сколько даней с ульчей взяли. Сам про себя считает, что царю послать, что себе оставить. Отвечает человек-брюхо, из халата и тела собачьи зубы вытаскивая: – Собачьи зубы вот взяли!

Разгневался амбань. Велит войско на Сулаки послать. Всех велит истребить…

Целая туча воинов на ульчей пошла. На беду, Мамбу в деревне не было. Ушел он к таежным людям в гости да задержался. Домой только летом пришел.

Видит – все Сулаки побиты, все дома сожжены. Ни одной живой души во всей деревне. Только вороны каркают да в небе над деревней кружат. Видит Мамбу – храбро дрались Сулаки, много чужих воинов побили, да поздно за оружие взялись – и сами все полегли.

Заплакал Мамбу-сирота.

Делать нечего. Надо кости сородичей поднимать – так закон велит: за убитых мстить надо! За каждого убитого – врага убить надо! А одному не справиться с этим…

Пошел Мамбу к Зоринча, помощи просить. К деревне подошел, а там уже и пепел холодный: все дома никанцы спалили, всех Зоринча в плен увели.

Пошел Мамбу к Сенкинча, помощи просить, за два рода мстить. К деревне подошел. А там пустые дома стоят. Все вещи ветер пылью занес. По деревне только крысы бегают. Ушли из родной деревни, никанцев испугались. Куда ушли – кто знает. Следов не оставили.

Заплакал Мамбу-сирота. Как врагам отомстить? Пошел Мамбу к речным людям помощи просить. Собрались те люди. Послушали Мамбу. Говорит ему старый человек-калуга:

– Хорошие люди Зоринча и Сенкинча были! Мы тебе рады бы помочь. Но без воды мы жить не можем. Как на суше воевать будем? По земле ходить не умеем!..