Татьяна Петровна. Валентина Осеева

День начинала мама. Она надевала нарядный клеенчатый передник и быстро-быстро бегала из комнаты в кухню, готовила завтрак, прибирала, мыла посуду. А когда бабушка порывалась встать, ласково говорила:

— Лежи, лежи! Нечего тут двоим делать!

Сначала бабушка слушалась, потом начинала охать и возмущаться:

— Да чего это я лежать буду? У тебя одной дела, что ли? Мне вон кур выпустить надо!

Бабушка вставала, одевалась и шла к сарайчику. Оттуда уже неслось громкое кудахтанье и крик петуха.

— Ишь ты! — говорила бабушка. — Сейчас! Сейчас! Иди, иди, петушиная голова! Нечего на хозяйку глотку драть! Недовольный какой!

На крыльцо выбегала Таня. От утреннего умывания волосы и ресницы ее были мокрые, руки тоже были вытерты наспех. Она громко чмокала бабушку в щеку.

— Фу-ты, вся мокрая! — говорила старушка, утирая лицо платком.

— Ничего, обсохну, — не смущалась девочка.

Ей нравилось смотреть, как, густо сбившись в кучку, куры, оспаривая друг у друга крошки, стучат клювами по тарелке. Белые, черные, пестрые хвостики торчали вверх. Таня, растопырив руки, неожиданно бросалась ловить их. Куры с громким криком разлетались в разные стороны. Рассерженный петух бросался на Таню. Бабушка хватала девочку за руку:

— Ну, что ты делаешь? Озорница этакая! — И, втаскивая Таню в комнату, закрывала за ней дверь.

Таня бежала к маме:

— Мамочка, я тебе посуду помою! Нет, лучше подмету, ладно? Или пыль сотру, ладно?

— «Ладно, ладно»!.. — передразнивала ее мама. — Ну что ты ходишь за мной? Возьми щетку и подметай. Кажется, большая девочка — сама видишь, что нужно делать!

Таня со щеткой лезла под кровать и выметала оттуда башмаки и туфли. Потом высовывала щетку в окно и стучала по подоконнику, стряхивая с нее пыль.

— Тише! Тише! Бориску разбудишь!

Но трехлетний Бориска уже открыл глаза:

— А мама?

Он всегда просыпался с одним и тем же вопросом: «А мама?»

Таня бежала в кухню:

— Уже «А мама» проснулся!

Мама подходила к кроватке. Бориска теплыми руками обнимал маму за шею, дотрагивался пальчиком до маминых губ и просил:

— Смейся, мама!..

Бориска любил одеваться сам. Застегивая рубашечку, он часто попадал не в те петли, начинал сердиться, натягивал на себя одеяло и прятался под него с головой.

Тане становилось жалко братишку. Она бегала вокруг кроватки:

— Ку-ку! Ку-ку!

И, приподняв краешек одеяла, прижимала свое смеющееся лицо к толстым щекам брата.

— Уходи!.. Уходи! — отбивался Бориска.

Мама обнимала девочку:

— Оставь его. Он капризный сегодня, неприятный какой-то.

— Нет, приятный! — кричал Бориска, высовывая из-под одеяла испуганное лицо. И, видя, что мама с Таней уходят, протягивал к ним пухлые ладошки: — Нет, приятный, нет, приятный!

Мама с Таней переглядывались, как две заговорщицы.

— Вернемся уже, — шептала Таня, — а то заревет…

— Ну, будешь хорошим мальчиком? Я тебя сейчас одену…

— Ладно, — неожиданно соглашался Бориска.

По сравнению с братишкой Таня чувствовала себя очень умной и взрослой.

— Тебе до меня еще много жить надо, и все равно я всегда старше буду, — говорила она братишке.

На дворе Таня затевала шумные, беспокойные игры. Большей частью она придумывала их сама. Любимая ее игра в «путешествие» редко кончалась хорошо. То какой-нибудь мальчишка сваливался с корабля, построенного детьми из садовых скамеек, то разбивал себе нос, прыгая с бочки. За рев маленький путешественник исключался из игры. А Таня снова выезжала в открытый океан, отбирая себе самых ловких и крепких ребят. Младшие, сбившись в кучу, завистливо смотрели, как, сидя верхом на скамейке и разгребая руками воздух, уплывают от них старшие.

Моряки — народ отважный,
Не пугает их вода… —

запевала Таня. Но тут появлялись взрослые:

— Почему ты малышей не берешь? Играйте все вместе. Нехорошо так…

Тане становилось скучно, и она шла домой.

— Что прибежала? — подозрительно спрашивала бабушка. — Напроказила небось?

— Скучно, — говорила Таня.

— Ну, сейчас плясать будем, — ворчала бабушка. — Погляди лучше книжку. Все перезабыла поди. Второклассница!..

За ужином мама была молчалива, что-то обдумывала про себя, а потом вдруг подошла к бабушке и крепко поцеловала ее.

— Я уезжаю. Не волнуйся. Всего на три месяца…

— Батюшки! — всплеснула руками бабушка. — На три месяца! Да ведь это за три года покажется!

На лице у нее появился румянец, она взволнованно скомкала салфетку и показала на Таню:

— Если б другая девочка была!..

— Таня! Ты слышишь, что бабушка говорит? — грустно спросила мама.

Таня молча кивнула головой.

— Ты понимаешь, что я должна ехать? Меня посылают в командировку.

Бабушка твердо сказала:

— Не расстраивайся, Нюточка. Надо так надо! А мы и одни с Танюшкой управимся, — неуверенно добавила она, взглянув на внучку.

— Управимся! Управимся! — закричала Таня.

Мама начала укладываться.

Сидя на чемодане, она долго говорила наедине с дочкой:

— Бабушка старенькая, ей трудно… А ты уже большая девочка…

Обе вышли из комнаты с красными глазами.

Бабушка держалась крепко, но про себя волновалась то по одной, то по другой причине.

— Вот еще, Нюточка, — говорила она маме, — по нашей улице все какие-то стройки идут… Как бы наш дом-то не перевезли на другое место. Ты бы там сказала кому надо, что тут вот куры у меня…

— Да не тронут твоих кур, — смеялась мама. — И все это не так скоро!

— Ну, не скоро, не скоро, а раз уж по плану намечено — того и гляди, с места стронемся!

— Ах, мамочка, ну что ты придумываешь? Ничего тут не случится за три месяца.

Мама уехала. Бабушка стала строже. Она как будто даже прибавилась в росте и ходила по дому прямая, сосредоточенная. У Бориски она все время щупала лоб и ни с того ни с сего просила его показать язычок. Каждое маленькое событие волновало ее.

— Бабушка! За квартиру счет принесли!

— Где, где! Да не хватай ты! Что еще за бумажка такая? Разглядеть надо!

— Да, бабушка, ведь всегда такую приносят!

— «Всегда, всегда»! Не учи ты меня, пожалуйста!

Таня посмеивалась, а иногда нарочно поддразнивала старушку.

— Наш дом скоро перевозить будут, — говорила она, растягивая слова, и, подражая бабушке, добавляла: — Уж не знаю, куда и как…

Старушка поднимала на лоб очки:

— Это ты чего болтаешь? Кто тебе сказал?

Таня со смехом бросалась к ней на шею:

— Я пошутила, бабушка, пошутила!

— Тьфу! Поди ты от меня! Все какие-то свои штуки выкомариваешь!

Иногда Таня вспоминала последний разговор с мамой. Она вскакивала утром и принималась за всякие дела. Поставив на плиту молоко, бежала одевать братишку или принималась за уборку. Молоко сбегало. Сосед Алексей Степанович, выходя из своей комнаты, ворчал:

— Ну, напустила угару! Дышать нечем!

Бориска кричал:

— А мама? — и капризничал.

Таня, потеряв терпение, шлепала брата. На шум прибегала бабушка:

— Бессовестная девочка! Уходи отсюда! — и принималась сама успокаивать Бориску.

А Таня, надув губы, уходила во двор.

* * *

1 сентября начались занятия в школе. Таня с вечера складывала в сумку свои книги, аккуратно вешала на спинку стула коричневую форму. Утром быстро одевалась, пила чай и, крикнув:

— До свиданья, бабушка! — убегала.

В школе Тане нравилось все: молоденькая учительница Ирина Петровна, подруги, светлый класс с черной доской, цветы на окнах, которые девочки поливали по очереди каждый день. Нравились Тане и уроки. Она любила стоять у доски и отвечать на вопросы Ирины Петровны. Любила старательно выводить на доске мелом слова, которые диктовала учительница. Не ответить на заданный вопрос Тане было стыдно, и дома она тщательно готовила уроки.

Но больше всего в школе Тане нравилась вожатая Зина — высокая, худенькая, с гладкими черными косами, связанными вместе одной ленточкой, и красным галстуком на шее. Зина всегда умела чем-то занять девочек. В перемену она выходила с ними на большой двор школы, собирала их в круг и, стоя посредине, хлопала в ладоши:

— Давайте, девочки, споем «Березоньку»!

— А мы не умеем, — раздавались голоса.

— Ничего, я вас научу. Пойте за мной!

Зина начинала тихонько напевать, голосок у нее был слабенький, но она так старательно выводила песню, что даже тонкие брови ее поднимались вверх и все лицо краснело. Таня изо всех сил помогала Зине, первая подхватывала песню и пела громче всех. Всем становилось очень весело. Один раз Зина придумала смешную игру, которая называлась «Куриный разговор», и разделила девочек на петушков и курочек.

— Станьте друг против друга и пойте за мной:

Встретила Хохлатка
Петю-Петушка,
Друг дружке поклонились
Два красных гребешка.
И, разгребая лапками
Навозный теплый сор.
Они ведут учтивый
Куриный разговор…

Поклонитесь! Так! Теперь курочки поют:

«Ты куд-куда,
Ты куд-куда,
Ты куд-куда идешь?»

Теперь петушки поют:

«Я, ко-ко-ко,
Я, ко-ко-ко,
Шагаю прямо в рожь!»
«Ах, куд-куда,
Вот куд-куда,
Возьми меня туда!»
«Но, ко-ко-ко,
Но, ко-ко-ко,
Ведь это далеко!»
«А не беда,
Куд-куд-куда, —
Мы после отдохнем!»
Так ко-ко-ко
И куд-куда
Пошли гулять вдвоем!

Девочки просили Зину:

— Еще! Еще поиграем!

Все расшалились, начали кудахтать и кукарекать, и от этого всем было очень смешно.

А Таня, придя после уроков домой, собрала во дворе малышей.

— Сначала мы споем песню «Березонька», — сказала она, — а потом поиграем в смешную игру «Куриный разговор».

Малыши облепили Таню со всех сторон. Таня терпеливо учила их словам песни и пела сама, высоко поднимая вверх брови, как это делала Зина. Малыши часто сбивались, но послушно выполняли все, что говорила им Таня, и, когда игра кончилась, долго не хотели расходиться.

— Завтра опять будем играть, — пообещала им Таня, уводя за руку Бориску, который никак не мог успокоиться и все кукарекал.

Старшие ребята досадовали: им было скучно без Тани.

— Ну, связалась с малышами… — ворчали они. — Давай лучше в путешествия поиграем!

— А кто же будет занимать малышей? — вдруг сказала Таня.