Былина: Добрыня и Алеша. Вариант 2

ак молодой Добрынюшка Никитинец,
Он ходил-гулял по чисту полю,
Приезжал Добрынюшка к сыру дубу.
Как сидит-то ведь тут на сыром дубу,
Сидит-то еще сидит черный вран.
Как тут этот Добрынюшка Никитинец
Натягивал скоро свой он ту́гой лук
А клал стрелочку каленую,
А хочет он стрелить тут че́рна ворона.
Ворон тут ему спроязычился
А тем-этим языком человеческим:
— Да ай же ты, Добрынюшка Никитинец!
А не убей меня, черна ворона,
Я тебе скажу, всё поросскажу.
Как в Киеве ребята есть говорят:
Старца-то убить есть не спасение,
Как ворона-то стрелить — не корысть буде получить:
Сизым перьем ворониным не натешиться,
Мясом те моим не наестися!
Как у того было да у ворона
Под конец-то крылья были белые.
Как говорит-то ворон таково слово:
— Ай же ты Добрынюшка Никитинец!
А я тебе скажу, все порасскажу.
Поезжай ты на гору на высокую
А на тое на ше́ломя на искатное,
А там-то есть три чудушка три чудныих,
Там-то есть три дивушка три дивныих:
Как первое там чудо белы́м-бело,
А другое-то чудо красны́м-красно,
А третье-то чудо черны́м-черно.
Как тут этот Добрынюшка Никитинец
Как скоро молодец сам пораздумался,
Говорит тут ворону: — Это правда есть;
А старца ведь убить буде не спасение,
Ворона стрелить — не корысть будет получить:
А сизым вороненым перьем мне-ка не натешиться,
Мясом мне его не нае́стися.
Как отпускал Добрынюшка свой тугой лук,
А вынимал он стрелочку каленую,
Сам-то он еще тут пораздумался:
«А лучше я поеду что на гору на высокую,
На тое шеломя я на искатное,
Глядеть-то там три чуда я три чудныих,
Глядеть-то я три дивушка три дивныих».
Как скоро он приправливал добра коня,
Тут скорым-скоро, скоро да скорёшенько
Ехал он на гору на высокую
А на тое-то на шеломя на искатное.

Как смотрит тут Добрынюшка Никитинец:
Как стоит тут шатёр белополо́тняный,
Как у шатра замок был булатныий,
На замке тут подпись подписана:
«Кто во шатёр еще сюда зайдёт,
Тот из шатра жив да не уйдёт».
Как разгорелось его сердце богатырское,
Ударил кулаком по замку-то он,
Отпал замок ведь тут на сыру землю,
Смотрит тут Добрынюшка Никитинец,
А там в шатре столы были расставлены,
Там в шатре да яства разложены.

Как он-то, тот Добрынюшка Никитинец,
Не столько молодец да ведь ел-то, пил,
А сколько молодец он тут наземь срыл,
А пролил молодец, во ногах стоптал.
А сам молодец он да спать-то лёг.

А спит он молодец, прохлаждается,
А над собой невзгодушки не ведает.

Из далеча тут ведь, из чиста поля
А приезжает Алеша сын Попович был,
А смотрит тут Алешенька на чудо-то:
Не столько ведь да выпито да съедено,
Сколько пролито да срыто, в ногах притоптано.
А тут-то ведь Алеша разретивился
А разгорелось его сердце богатырское.
Занес-то он остро копьё острым концом,
Хочет он ударить Добрынюшку в белу грудь.

Затем-то, он Алешенька, раздумался:
«Не честь-то мне, хвала да молодецкая,
А бить-то мне-ка сонного, что мёртвого!
А лучше сяду на добра коня Добрынина.
А буду биться, стану я драться-ратиться
Со тыим с Добрынюшком с Никитичем».
Садился тут Алеша на добра коня,
А на того добра коня Добрынина
Как ударил он Добрынюшку тупым концом,
Тупым концом ударил да остра вопья.

Ото сна богатырь пробуждается,
На улицу тут скоро пометается.
Выскакал он в тонкиих белых чулочках без чоботов,
А в тонкой белой рубашке без пояса.
Да тут Добрынюшка Никитинец,
А ухватил он свою палицу еще богатырскую,
Как начали тут драться они, ратиться.
Добрынюшка поскакиват пехотою,
Алешенька ездит на добром коне,
А на том на добром коне Добрынином.

Как день бьются они тут не едаючи,
Ночь бьются они да не пиваючи.

Как другой день бьются они и другую ночь,
Отдоха-то ведь тут им не давается.
А третий день бьются и третью ночь,
От них пошел-то тут еще стук да гром,
А стала мать земелюшка продрагивать.
Как этот стук да гром услыхал-то ведь
А старый казак тут Илья Муромец,
Как сидит Ильюшенка, сам думает:
«А и это есть русьские бога́тыри.
Где-нибудь дерутся они, ратятся!»
Как скоро тут Ильюшенка седлал добра коня,
Кладывал он подпруги на подпруги,
А клал потнички на потнички
Клал войлочки на войлочки
А клал седёлко на седёлышко,
Черкасское седёлко наверх еще,
Да эти подтяжечки шелковые,
Кладывает, сам выговариват:
— А не для-то мне, братцы, красы-басы,
А не для-то ведь было для угожества,
Для укрепы мне богатырской-то.
Как видели что ведь молодца да сядучи,
Не видели тут удалого поедучи,
Не знают, во кою сторону уехал он.

Как ехал тут Ильюша на круту гору,
На тое-то ше́ломя искатное,
Да тут дерутся два русскиих бога́тыря,
Молодой Добрынюшка Никитинец
А смелый Алешенька Попович-то.

Как захватил Ильюшенка Добрыню во праву руку,
Алешу захватил сам во левую,
А закричал Ильюша во всю голову:
— Ай же вы, руссийские могучие богатыри!
А вы зачем деретесь да ратитесь?
Как говорит Алеша таковы слова:
— Ах ты, старый казак Илья Муромец!
Да как-то мне не драться, не ратиться?
Как у меня в шатре были столы расставлены,
У меня-то яства все разложены,
Как этот-то Добрынюшка Никитинец,
Не столько он Добрынюшка да съел, выпил,
А сколько он тут пролил да наземь срыл,
Наземь срыл Добрыня, во ногах стоптал,
А мне-ка молодцу того-то жаль.
Говорит Ильюша таковы слова:
— Спасибо ти, Алеша, за своё стоишь.

Говорит Добрынюшке Никитичу:
— Да ах же ты, Добрынюшка Никитинец,
Крестовый брат ты мой, да названый!
А ты зачем дерешься да ратишься?

— Ах ты, брат мой крестовый, названый,
А старый казак ты Илья Муромец!
Как же мне не драться да не ратиться?
Как у его, у пса, у разбойника,
Фальшивая да надпись написана:
«Как кто в шатёр сюда еще зайдет,
Тот из шатра да жив тут не уйдет»;
А я хочу-то жив да повыйти есть.

— Спасибо ти, Добрыня, на чужом дому смело поступаешь.

А ино ведь-то тут еще Ильюша воспроговорит:
— А укротите вы да сердце богаты́рское,
А назовитесь вы да братьями крестовыми,
А лучше вы крестами побра́тайтесь.
А он их улестил тут, уго́ворил,
Да тут они не стали больше биться-ратиться,
Укротили сердце богатырское.
Как тут они крестами побра́тались,
Назвалися братьями крестовыми:
Добрынюшка назвался да бо́льшой брат,
Алёшенька назвался меньшо́й ему,
Как тут разошлись, поразъехались.

Как тут-то на стольный-от город как на Киев-град
Наезжали тут поганые́ ворги,
Одолели, что ль, поганые татарева.
На ту пору было, на то времечко
Богатырей там дома не случилося,
Случилось только два русских два бога́тыря:
А молодой Добрынюшка Никитинец,
Смелы́й-то Алешенька Попович был.

Как говорит Добрыня таковы словы:
— Ах же ты, Алешка сын Попович был!
Седлай-ко ты своего добра коня,
Поедем мы с тобой во чисто поле,
А станем бить поганыих татаровей!

Как скоро тут Добрынюшка седлал добрых коней,
Кладывал он подпруги на подпруги,
А потнички Добрынюшка на потнички,
Войлочки что еще на войлочки,
Седелышка еще на седелышка,
Черкасское седёлко наверх еще,
Да эти подтяжечки шелковые,
А кла́дывает, сам он выговариват:
— Не для то мне, братцы, красы-басы,
А не для-то ведь было для угожества,
Для укрепы мне богатырской-то.
Поезжат Добрыня, сам наказыват:
— Ах же ты, моя молода жена,
Да нунь ты, Настасья Микулична!
Уеду я ведь нунь во чисто поле,
А бить там я поганыих татаровей.
Как пройдет поры-времечка три́ года,
А жив-то я сюда не появляюсь еще,
Да тогда ты ведь хоть вдовой живи,
А хоть ли ты тут замуж поди,
Только ты не ходи-ка за Алешенку Поповича.
А Алеша мне крестовый брат!
Как видели молодца сядучи,
Не видели удалого поедучи.

Как тут этот Добрынюшка Никитинец
А с тем, с этим Алешенькой Поповичем
Ехали они тут во чисто поле.

Приправливал Добрынюшка добра коня,
Заехал в эту силушку в серёдочку,
Как начал бить ту силу татарскую.
Алешенька стоит там на чистом поле,
Как смотрит-то он на брата на крестового,
Как бьётся там Добрынюшка Никитинец.
Прибил-то тот Добрынюшка Никитинец
Как эту он силу всю в три часа.
Как смотрит он брата крестового,
А того Алешеньку Поповича,
А смотрит он, глядит, думу думает:
«А видно, нет жива да брата-то крестового,
А смелого Алешеньки Поповича».
Как ино ведь тут сам Добрынюшка раздумался:
«А видно, есть путь-дорога хорошая».
Как тут-то поехал что за славно за сине море,
Корить-то там язы́ки всё неверные
А прибавлять земельки свято-русские
А Алешенька убит не был.

Прошло тут поры-времечка три года.
Как тут этот Алешенька Попович сын
Приходит к Настасье Микуличной:
— Да ах ты, Настасья Микулична!
Да я вчера гулял на чистом поле,
А видел я Добрынюшку убитого.