Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями (иллюстрации Булатова, Васильева). Сельма Лагерлёф

Как ни старался Нильс, как ни вглядывался, он ничего не увидел, кроме своего собственного лица, отражавшегося в чёрном блестящем стекле.
Ну, а любоваться собой Нильсу было не так уж приятно. Он отвернулся и побрёл прочь.
Скоро он вышел на большую площадь. Наверное, это была самая главная площадь во всём городе: мостовая выложена гладкими ровными плитами, на железных витых столбах подвешены круглые фонари.
Нильс огляделся по сторонам.
В этот поздний час на площади не было ни одного человека, если не считать за человека бронзовую статую, стоявшую на высокой каменной тумбе.
«Кто бы это мог быть?» — думал Нильс, расхаживая вокруг тумбы.

Вид у Бронзового был очень важный. На нём был длинный камзол, башмаки с пряжками, на голове — треуголка. Одну ногу он выставил вперёд, точно собирался сойти с пьедестала, а в руке держал толстую палку. Не будь он сделан из бронзы, он, наверное, давно бы пустил эту палку в ход. На лице у него так и было написано, что он поблажки никому не даст: нос крючком, брови нахмурены, губы поджаты.
— Эй ты, пугало бронзовое!— крикнул ему Нильс. — Ты чего здесь стоишь, прохожих пугаешь? Не думай, я тебя нисколько не боюсь… Знаешь что: чем без толку тут торчать, лучше бы ты прогулялся немного, ноги бы поразмял… Что ж ты молчишь? Ну, не хочешь разговаривать — и не надо. До свидания! Счастливо оставаться!
Нильс помахал Бронзовому рукой и отправился дальше. Он обошёл всю площадь и свернул на широкую улицу, которая вела к гавани.
И вдруг он насторожился.
Кто-то медленно и тяжело шёл за ним, стуча на ходу палкой.
Каждый шаг был, как удар кузнечного молота о наковальню.
От каждого шага вздрагивала земля и звенели стёкла в домах.
«Бронзовый!» — мелькнуло в голове у Нильса.
Ему стало так страшно, что он бросился бежать куда глаза глядят, не смея даже обернуться.
Он бежал по одной улице, потом свернул в другую, потом в третью.
На крыльце какого-то дома он присел, чтобы немного передохнуть.
Шаги слышались теперь где-то в стороне.
«И чего это я так испугался?— успокаивал себя Нильс.— Может, он просто гуляет. Надоело стоять, вот он и пошёл пройтись. Что тут особенного? Да я ему ничего плохого и не сказал…— Нильс прислушался.— Ну, конечно, он совсем в другую сторону пошёл…»
Но тут за углом точно набат ударил — это гулко и звонко застучали по камням стопудовые сапоги.

Бронзовый шёл прямо на Нильса. Он шёл, не сгибая колен, не поворачивая головы, и немигающими глазами смотрел перед собой.
«Куда бы спрятаться?— думал Нильс, растерянно оглядываясь по сторонам.— Куда бы спрятаться?»
Но все двери в домах были плотно заперты, негде укрыться, негде спастись.
На счастье, Нильс увидел неподалёку, на другой стороне улицы, старую, полуразвалившуюся деревянную церковь. От времени стены её покосились, крыша съехала на бок и, наверное, вся церковь давно бы рассыпалась, если бы старые кряжистые клёны не подпирали её своими разросшимися ветвями.
«Вот где я спрячусь!— обрадовался Нильс.— Залезу на самую верхушку дерева, тогда меня хоть до завтра ищи — не найдёшь».
И Нильс бросился через дорогу.

Он был уже почти у самой цели, как вдруг увидел, что на церковной паперти стоит какой-то человек.
Человек этот в упор смотрел на Нильса и подмигивал ему одним глазом.
Нильс совсем растерялся.
Что теперь делать? Куда деваться?
Назад бежать — Бронзовый, как муху, раздавит, вперёд идти — может, ещё хуже будет. Кто его знает, почему этот человек подмигивает? Будь у него хорошее на уме, он бы по-хорошему и разговаривал, а не мигал…
Но в это время где-то совсем близко загремели, загрохотали бронзовые сапоги.
Раздумывать было некогда, и Нильс двинулся вперёд.
А человек всё так же неподвижно стоял на дороге.
Он подмигивал Нильсу то одним глазом, то другим, кивал ему, но с места не сходил. И каждый раз, когда он наклонял голову, раздавался лёгкий скрип, точно кто-то садился на рассохшуюся табуретку.
«Кажется, он не такой уж сердитый,— подумал Нильс, подходя к нему ближе.— Вон даже улыбается…»
Вдруг Нильс от удивления разинул рот: — Да ведь он же деревянный!

И верно, человек этот с ног до головы был из дерева. И борода у него была деревянная, и нос деревянный, и глаза деревянные.
На голове у деревянного человека была деревянная шляпа, на плечах деревянная куртка, перетянутая деревянным поясом, на ногах деревянные чулки и деревянные башмаки.
Одна щека у деревянного человека была красная, а другая серая. Это оттого, что на одной щеке краска облупилась, а на другой ещё держалась..
На деревянной его груди висела деревянная дощечка. Красивыми буквами, украшенными разными завитушками, на ней было написано:

Прохожий!
На твоём пути
Смиренно я стою.
Монетку в кружку опусти
И будешь ты в раю

В левой руке Деревянный держал большую кружку — тоже деревянную.
«Вот оно что!— подумал Нильс.— Он, значит, подаяние собирает. То-то он меня так подзывал! Что ж, отдам ему свою монетку. Подводный город не спас, так хоть в рай попаду».
И Нильс полез в карман за вороньей монеткой.
Деревянный сразу догадался. Со страшным скрипом и потрескиванием он наклонился и поставил перед Нильсом свою кружку.
Нильс приподнялся на цыпочки и опустил монету в узкую щёлочку на крышке.
Глухо стукнув, монетка упала на пустое дно.
А тяжёлые удары бронзовых подошв гремели уже совсем за спиной.
«Пропал я!»— подумал Нильс.
Но тут что-то опять заскрежетало внутри Деревянного, и рука его опустилась к самой земле.
Нильс вскочил на широкую, как лопата, ладонь. Деревянный быстро поднял его и посадил к себе под шляпу.
И как раз вовремя! Бронзовый был уже тут как тут.
Примостившись на макушке своего деревянного спасителя, Нильс с ужасом ждал, что будет дальше.
Сквозь щели в старой, рассохшейся шляпе Нильс увидел, как подходил Бронзовый.
Он высоко выбрасывал ноги, и от каждого шага искры выбивались из-под его подошв, а камни мостовой глубоко вдавливались в землю.
От злости нос у Бронзового стал ещё острее, брови совсем сдвинулись, подбородок выпятился вперёд.
Бронзовый вплотную подошёл к Деревянному и, стукнув палкой, остановился.
От страшного удара задрожала земля, и Деревянный так зашатался, что шляпа, вместе с Нильсом, чуть не съехала у него на затылок.
— Кто ты такой?— прогремел Бронзовый.
Деревянный вздрогнул, и в его старом теле что-то затрещало.
Он отдал честь, потом вытянул руки по швам и скрипучим голосом ответил:
— Розенбум, ваше величество! Бывший старший боцман на линейном корабле «Дристигхетен». В сражении при Фербелине дважды ранен. По выходе в отставку служил церковным сторожем. В 1690 году скончался. Впоследствии был вырезан из дерева и поставлен с кружкой для подаяния.

У этой паперти святой
Стою, как на часах.
Мой прах под каменной плитой,
Душа на небесах.

Деревянный снова отдал честь и застыл.
— Я вижу, ты славный солдат, Розенбум. Жаль, что я не успел представить тебя к награде, пока меня не водрузили на эту дурацкую тумбу посреди площади.
— Премного благодарен,— опять козырнул Деревянный.— Всегда готов служить верой и правдой своему королю и отечеству!
«Так значит, это король!— ужаснулся Нильс и даже съёжился под шляпой.— А я его пугалом обозвал!..»
— Послушай, Розенбум,— снова заговорил Бронзовый,— ты должен сослужить мне ещё одну, последнюю службу. Не видел ли ты мальчишку, который бегает тут по улицам? Сам он не больше крысы, зато дерзок не по росту. Ты подумай, он даже не знал, кто я такой! Надо его хорошенько проучить.
И Бронзовый снова стукнул палкой.
— Так точно, видел, ваше величество!— отрапортовал Деревянный.
Нильс похолодел от страха.
«Неужели выдаст?! А я-то ещё пожалел его, последнюю монетку отдал…»
— Так точно, видел,— повторил Деревянный.— Только что пробегал здесь. Показал мне нос, да и был таков. Я хоть и простой солдат, а всё же обидно.
— Куда же он побежал, Розенбум?
— Осмелюсь доложить — побежал к старой корабельной верфи.
— Ты поможешь мне разыскать его, Розенбум,— сказал Бронзовый.— Идём скорее. Нельзя терять ни минуты. Ещё до восхода солнца я должен стоять на своей тумбе. С тех пор как я стал памятником, я могу двигаться только ночью. Идём же, Розенбум!
Деревянный жалобно заскрипел всем своим телом.
— Всеподданнейше ходатайствую перед вашим величеством об оставлении меня на месте. Хотя краска кое-где ещё держится на мне, но внутри я весь прогнил.
Бронзовый позеленел от злости.
— Что? Бунтовать?— загрохотал он и, размахнувшись, ударил Розенбума по спине палкой.
Щепки так и полетели во все стороны.
— Эй, не дури, Розенбум! Смотри, хуже будет. — Так точно, хуже будет,— скрипнул Розенбум и замаршировал на месте, чтобы размять свои деревянные ноги.
— Шагом марш!— скомандовал бронзовый король и затопал по улице.
А за ним, потрескивая и поскрипывая, двинулся деревянный солдат.
Так прошествовали они через весь город, до самой корабельной верфи: Бронзовый впереди, Деревянный позади, а Нильс у Деревянного на голове,
У высоких ворот они остановились. Бронзовый легонько ударил по огромному висячему замку. Замок разлетелся на мелкие кусочки, и ворота с лязгом открылись.
Сквозь щёлочку в шляпе Нильс увидел старую верфь. Это было настоящее кара-бельное кладбище. Старые допотопные суда с пробоинами в раздутых боках лежали здесь, как выброшенные на
сушу рыбы. На почерневших от времени стапелях застряли потрёпанные бурей шхуны с обвисшими рваными парусами, с перепутавшимися, точно паутина, снастями. Повсюду валялись ржавые якоря, бунты полуистлевших канатов, покорёженные листы корабельного железа.
У Нильса даже глаза разгорелись, так много тут было интересного.