Винни Пух и Все-Все-Все. Милн А.А.

А солнце было такое ласковое и теплое, и камень. который лежал на солнышке уже давно, тоже был такой теплый, что Пух почти уже решил провести на нем все утро. И вдруг он вспомнил про Кролика.

«Да, Кролик! — сказал Пух про себя. — Я люблю с ним поговорить. Он всегда понятно говорит. Он не любит длинных, трудных слов, не то что Сова. Он любит простые, легкие слова, например: «Закусим?» или: «Угощайся, Пух!» Да, по-моему, мне надо пойти навестить Кролика!»

Тут к песенке прибавился новый кусочек:

И, когда Пух спел все это, он поднялся с камня, вернулся назад на берег и решительно отправился к дому Кролика. Но не прошел он и нескольких шагов, как начал спрашивать себя (ведь больше-то никого рядом не было):

«А вдруг Кролика нет дома?»

«Или вдруг я опять застряну у него в двери на обратном пути, как однажды уже случилось, потому что дверь у него была слишком узкая?»

«Ведь я-то знаю, что я не растолстел, но его дверь вполне могла похудеть!»

«Да, пожалуй, лучше будет…»

И все это время он незаметно забирал левее и левее… пока не оказался, к своему большому удивлению, у своей собственной двери.

Было одиннадцать часов. Вполне подходящее время, чтобы немножко…

Словом, спустя полчаса Пух отправлялся туда, куда ему действительно хотелось отправиться, а именно к Пятачку, и по дороге он утирал губы лапкой и пел довольно пушистую песенку. Вот какую:

Конечно, напечатанные здесь эти строки кажутся не особенно хорошими, но Пух, напевая эту песенку в очень солнечное утро, после очень, очень сытного завтрака, был уверен, что это одна из лучших песен, какие он сочинил в жизни. И он пел и пел ее в свое удовольствие.

Пятачок копал ямку в земле у самой своей двери.

— Здравствуй, Пятачок! — закричал Винни-Пух

— Ой, здравствуй, Пух! — отвечал Пятачок, подпрыгнув от неожиданности. — А я знал, что это ты!

— Я тоже, — сказал Пух. — А что ты делаешь?

— Я сажаю желудь, Пух, и пускай из него вырастет дуб, и тут будет много, много желудей у самого дома, а то за ними приходится ходить бог знает куда. Понимаешь?

— А вдруг не вырастет? — спросил Пух.

— Вырастет, потому что Кристофер Робин сказал — обязательно вырастет. Поэтому я его и сажаю.

— Гм, — сказал Пух. — А я тогда… А я тогда посажу соты с медом в своем садике, и из них вырастет целый улей.

Пятачок был в этом не вполне уверен.

— Или лучше кусочек сота, — сказал Пух. — Особенно разбрасываться сотами не приходится. Только вот тогда может вырасти не целый улей, а кусочек, да еще вдруг неправильный кусочек — тот, где пчелы только жужжат, а меду не делают. Вот обидно!

Пятачок согласился, что это будет довольно обидно.

— Между прочим, Пух, сажать очень трудно, если ты не знаешь как, — сказал он, — это надо уметь. — И он положил желудь в приготовленную ямку, засыпал его землей и попрыгал на этом месте.

— Я-то умею сажать, — сказал Винни-Пух потому что Кристофер Робин дал мне семена коготков и винтиков, нет — гвоздиков! И я их посадил, и у меня теперь возле двери будет настоящий цветник — коготки и гвоздики. Или винтики.

— Я думал, они называются ноготки, — неуверенно сказал Пятачок, не переставая прыгать, — а гвоздики… гвоздики — это, наверно, гвоздики!

— Нет, — сказал Пух, — мои цветы называются коготки и винтики!

Попрыгав хорошенько. Пятачок вытер лапки о живот и сказал: «Что мы теперь будем делать?», а Пух сказал: «Пойдем навестим Кенгу, Ру и Тигру», и Пятачок сказал: «Д-д-давай п-п-пойдем», — потому что он все еще немножко побаивался Тигру. Тигра был ужасно прыгучий, и у него была такая манера здороваться, что у вас потом всегда были полны уши песку, даже после того, как Кенга скажет: «Тигра, деточка, осторожно!» — и поможет вам встать.

Они отправились в путь.

А в этот самый день у Кенги было ужасно хозяйственное настроение. Она решила везде навести порядок и пересчитать все белье и выяснить, сколько осталось у нее кусков мыла, и сколько у Тигры осталось чистых салфеток, и сколько у Ру осталось чистых передников, так что она выставила их обоих из дому, снабдив Ру пакетом бутербродов с салатом, а Тигру пакетом бутербродов с рыбьим жиром, чтобы они могли славно провести время в Лесу.

По дороге Тигра рассказывал Ру (которого это очень интересовало) обо всем, что умеют делать Тигры.

— А летать они умеют? — спросил Ру.

— Тигры-то? — сказал Тигра. — Летать? Тоже спросил! Они знаешь как летают!

— О! — сказал Ру. — А они могут летать не хуже Совы?

— Еще бы! — сказал Тигра. — Только они не хотят.

— А почему они не хотят?

— Ну, им это почему-то не нравится.

Ру никак не мог этого понять, потому что ему-то ужасно хотелось полетать, но Тигра объяснил ему, что надо самому быть Тигрой, чтобы это понять.

— А прыгать? — спросил Ру. — Могут Тигры прыгать, как Кенги?

— Спрашиваешь! — сказал Тигра. — Еще как! Когда хотят, конечно.

— Ой, как я люблю прыгать! — сказал Ру. — Давай посмотрим, кто дальше прыгнет — ты или я?

— Конечно, я, — сказал Тигра, — только мы сейчас не будем задерживаться, а то еще опоздаем.

— Куда опоздаем?

— Туда, куда нам надо прийти вовремя. — сказал Тигра, ускоряя шаги. Вскоре они добрались до Шести Сосен.

— А я умею плавать, — сообщил Ру, — я один раз упал в Реку и плавал. — А Тигры умеют плавать?

— Конечно, умеют. Тигры все умеют.

— А по деревьям они умеют лазить лучше, чем Пух? — спросил Ру, остановившись перед самой высокой из Шести Сосен и задрав голову.

— По деревьям они лазят лучше всех на свете, — сказал Тигра, — гораздо лучше всяких Пухов!

— А на это дерево они могут влезть?

— Они всегда лазят как раз по таким деревьям, — сказал Тигра. — Целый день лазят: то вверх, то вниз.

— Ой, Тигра, правда?

— А вот сейчас увидишь, — сказал Тигра решительно, — садись ко мне на закорки и увидишь.

Он внезапно почувствовал, что лазание по деревьям — это единственный талант тигров, в котором он действительно уверен.

— Ой, Тигра! Ой, Тигра! Ой, Тигра! — пищал Крошка Ру в восторге. Он забрался Тигре на спину, и они полезли.

До первого сучка Тигра радостно повторял (про себя): «А мы лезем!»

Добравшись до следующего сучка, он с гордостью сказал (про себя): «Ну что, я зря говорил, что Тигры умеют лазить по деревьям?» Забравшись еще повыше он сказал (про себя): «Конечно, это не так легко, что говорить!»

А еще повыше он сказал:

— Ведь слезать тоже придется. Задом.

А еще — еще повыше:

— И это будет трудновато…

— Если не упасть…

— А зато тогда это, кажется, будет совсем…

— Легко!

И как только он сказал «легко», ветка, на которой он стоял, внезапно сломалась, и он, чувствуя, что падает, едва-едва успел вцепиться в верхнюю ветку. Затем он медленно, медленно поднял голову, зацепился подбородком за эту ветку… Затем подтянул одну заднюю лапу… Потом другую… И, наконец он уселся на эту ветку, тяжело дыша и от души жалея, что он вместо всего этого не попробовал заняться плаванием.

Ру слез с Тигры и уселся рядышком.

— Ой, Тигра, — радостно сказал он, — мы уже на самой верхушке?

— Нет, — сказал Тигра.

— А мы полезем на верхушку?

— Н-е-т, — проворчал Тигра.

— У-у! — сказал Ру довольно грустно, но тут же радостно продолжал: — А здорово это у тебя получилось, когда ты стал понарошку падать, а потом взял и не упал. Давай еще разок?

— Н-е-т!! — прорычал Тигра.

Ру немного помолчал, а потом спросил:

— А можно, мы съедим бутерброды, Тигра?

— Давай. А где они? — спросил Тигра.

— Они там внизу, под деревом.

Тигра сказал:

— Я думаю, мы лучше их побережем немного.

Так они и сделали.

Тем временем Винни-Пух и Пятачок продолжали свою прогулку. Пух в стихах сообщал Пятачку, что «неважно, чем он занят, так как он толстеть не станет, а ведь он толстеть не станет»; а Пятачок размышлял о том, скоро ли вырастет посаженный им желудь.

— Пух, гляди, — неожиданно пискнул Пятачок, — там на Сосне кто-то сидит.

— Верно, — сказал Пух, с интересом вглядываясь вдаль. — Там какой-то зверь.

Пятачок схватил Пуха за лапу, очевидно, чтобы Пух не очень пугался.

— Это какой-нибудь Хищный Зверь? — спросил он, стараясь смотреть в другую сторону.

Пух кивнул.

— Это Ягуляр, — сказал он.

— А что Ягуляры делают? — спросил Пятачок, в глубине души надеясь, что сейчас они этого делать не будут.

— Они прячутся на ветвях деревьев и оттуда бросаются на вас, когда вы стоите под деревом, — сказал Пух. — Кристофер Робин мне все-все про них рассказывал.

— Тогда мы лучше не будем подходить к этому дереву, Пух, а то он еще бросится оттуда и ушибется.

— Они не ушибаются, — сказал Пух, — они здорово умеют бросаться.

Однако Пятачка это почему-то не утешило. Он все-таки чувствовал, что не стоит подходить к дереву, с которого, того гляди, кто-то бросится, хотя бы и очень умело, и он уже собирался побежать домой по какому-то очень срочному делу, когда Ягуляр подал голос.

— Помогите, помогите! — закричал он.

— Ягуляры — они всегда так, — сказал Пух, довольный, что может блеснуть своими познаниями. — Они кричат: «Помогите, помогите», а когда вы посмотрите вверх — бросаются на вас.

— Я смотрю вниз, вниз! — закричал Пятачок очень громко, чтобы Ягуляр по ошибке не сделал того, чего не надо.

В ответ донесся чей-то восторженный писк с той самой ветки, где сидел Ягуляр:

— Пух и Пятачок! Пух и Пятачок!

И Пятачок неожиданно почувствовал, что сегодня прекрасный день, гораздо лучше, чем ему только что казалось. Такой солнечный, теплый денек!

— Пух! — крикнул он. — По-моему, это Тигра и Ру.

— По-моему, тоже, — сказал Пух. — А я думал, это Ягуляр и… и еще один Ягуляр.

— Эй, Ру, — крикнул Пятачок, — что вы там делаете?

— Мы не можем слезть! Мы не можем слезть! — кричал Ру. — Здорово, правда? Пух, вот здорово! Мы с Тигрой живем на дереве, как Сова! И мы теперь всегда тут будем жить! А я вижу дом Пятачка! Пятачок! Я отсюда твой дом вижу! Высоко мы забрались, правда? Сова и то ниже нас живет!