Бедняк Монокто

Хорошая работа даром не пропадает, людям пользу принесет. Не тебе – так сыну, не сыну – так внуку.

Умер у одного ульчского парня старый отец.

Перед смертью позвал к себе сына, посмотрел на него, заплакал:

– Жалко мне тебя, сын! Дед мой ангаза – бедняк – был, отец был ангаза, меня всю жизнь так звали, и тебе, видно, придется ангаза быть! Всю жизнь я на богатого Болда работал и ничего не заработал. У Болда рука легкая – когда он берет. У Болда рука тяжелая – когда он дает. Ничего тебе я не оставляю. Только нож, огниво да острогу. Они мне от отца остались, отец их от деда получил… Пусть они тебе теперь послужат! Сказал это отец и умер.

Одели его в последнюю дорогу. Похоронили.. Малые поминки устроили.

Взял Монокто нож, огниво да острогу и стал на Болда работать, как отец его работал.

И забыли люди, как его зовут, стали называть ангаза-бедняк.

Верно старик сказал: тяжелая у Болда рука, когда он дает. Позвал Болда парня Монокто, говорит ему:

– На твоем отце долг был. Долг его на тебя перешел. Не отработаешь за отца – не повезет шаман его душу в Буни. А я тебе помогать буду: кормить, одевать буду; что съешь, износишь – за тобой считать буду.

Стал Монокто за отца отрабатывать. Стал Болда ему помогать. Только от его помощи бедняку что ни день, все хуже становится. Ходит Монокто в обносках, питается объедками, слова сказать не смеет. Говорит ему Болда, едва рот разевая от жира:

– Трудись, Монокто, трудись. Мы с тобой теперь, как братья: оба помогаем душе твоего отца в Буни попасть: я – тем, что тебе работу даю, а ты – тем, что трудишься! Работай, Монокто!

Молчит парень, работает. До того доработался, что на нем едва халат держится – ребра все пересчитать можно.

А к Болда отовсюду богатство идет. Он с заморскими купцами дружит, товары у них покупает да сородичам продает за три цены. На него полдеревни на реке работает – рыбу ловят, сушат, вялят юколу, да за собаками Болда ходят. Полдеревни на него в тайге работает – зверя да птицу бьют. Болда все к себе в дом тащит. Десять жен у Болда – всех за долги у сородичей отобрал, ни за одну выкуп не платил. Десять невольников у Болда – свои долги отрабатывают, свою жизнь горькую проклинают.

Что ни осень, едет Болда в Никанское царство на десяти лодках с желтыми парусами из рыбьей кожи. В городе Сань-Сине сам амбань – начальник – с Болда чаи распивает, меха у богача покупает, сколько за шкурки Болда отдал – не спрашивает, а ему цену хорошую дает.

Жиреет Болда все больше и больше. Что ни день – Болда все толще делается. А Монокто уже едва ноги таскает.

Просит однажды Монокто:

– Позволь мне для себя рыбы наловить! Видишь – у меня живот уже к спине прилип! Пропаду я – как долг за отца отработаю?

Говорит Болда добрым голосом:

– Налови, налови, ладно! Только сперва – мне, в большой чан, а потом себе… Да мою острогу не бери. Да мою лодку не тронь.

Целый день Монокто рыбу ловил, пока чан Болда не наполнился. Тут дождь пошел. Так и хлещет. Сел ангаза на берегу: как себе рыбу ловить? Лодки у парня нету. Силы у парня нету. Взял Монокто отцовскую острогу, а кинуть ее не может. Посмотрел парень на свои руки, заплакал:

– Погибаю я совсем, смерть подходит, руки мои сохнут! – Посмотрел на отцовское наследство: нож, острогу да огниво, и рассердился: – Плохие вы помощники! Сколько лет работали вы, давно бы сами все делать научились… А вы без рук моих ни на что не годитесь!

Стыдно стало ножу…

Зашевелился он на поясе у Монокто, из чехла выскочил, в лес побежал. Сухостой принялся рубить, целую гору нарубил. Тальник на шалаш принялся резать, много нарезал.

Посмотрело огниво на своего хозяина. А Монокто лежит – не шевелится. Выскочило огниво из мешочка, к сухостою подскочило, огонь выкресало, костер разожгло.

А нож тем временем шалаш сделал. И опять в тайгу поскакал. Большой тополь свалил. Принялся лодку долбить. Только стружки кольцами в разные стороны завиваются да бревно кряхтит, с боку на бок переворачивается, то одну, то другую сторону подставляет… Оглянуться Монокто не успел, как отцовский ножик сделал парню лодку хорошую, какой еще ни один мастер не делал.

Сел Монокто в шалаш. К костру руки протянул. Отогревать стал, чтоб за острогу взяться.

Зашевелилась та острога. Стыдно стало ей, что товарищи ее работают, а она без дела лежит. Поднялась, черенком лодку в воду столкнула. Поплыла лодка по реке. Огниво в лодку вскочило, стал огонь высекать. Рыба на огонь идет. Острога за работу взялась. Как ударит в воду – так тайменя, осетра или амура тащит!

К берегу лодка подплыла. Острога у шалаша встала. Огниво в мешочек спряталось.

… Наелся Монокто досыта. Чувствует – силы у него прибавляется, опять человеком он становится. А нож, свое дело сделав, в чехол на поясе Монокто прыгнул.

Говорит им Монокто:

– Вот спасибо вам! Теперь вижу, помощники вы хорошие! С вашей помощью я долг отца отработаю. На себя рыбачить стану. Про Болда думать не буду!

А Болда – тут как тут! Увидал огонь на реке, услыхал, как рыба плещется, унюхал, что жареной рыбой пахнет, и невтерпеж ему стало – кто это без его ведома костер палит, рыбу ловит, жареное ест? Прибежал. Видит – ангаза у костра сытый сидит, шалаш над ним просторный, костер у шалаша большой, у берега лодка новая стоит, рыбы полная…

– Э-э! – говорить Болда. – Как же это так, ангаза, получается? Долг отца отработать не можешь, а сам такую большую добычу имеешь. Говорил, силы нет, а сам, смотри, какой шалаш сделал! Зачем лодку мою взял?

– Не твоя это лодка! – отвечает ангаза Монокто.

– И не твоя. У тебя лодки нет! – говорит Болда.

– Моя! – отвечает Монокто.

Рассказал парень, как ему стариковские вещи помогли, когда он помирать собрался.

Посмотрел Болда на парня. Говорит ему тихим голосом:

– Вот и хорошо, ангаза! Я тебе долг прощу. Только ты мне свой нож отдай!

Опечалился Монокто. Подумал, покурил. Придется нож отдать. Отдал нож. А Болда не уходит. Опять говорит добрым голосом:

– Я тебе большой отцовский долг простил. А за ним еще средний долг есть. В среднем амбаре на стене зарубка есть. Давай твою острогу!

Вздохнул Монокто, отдал острогу. А Болда все сидит. Покурил, покурил, говорит сладким голосом:

– За твоим отцом, ангаза, еще маленький долг есть, на стене в моем маленьком амбаре тоже зарубка есть. Давай уж огниво твое. Отец чистым станет. А то, что за тобой, потом с тебя возьму…

Заплакал Монокто. Отдал Болдо и огниво.

Только он богача и видел! Убежал Болда. Одной рукой стариковы вещи держит, другой рукой – живот свой толстый, чтобы бежать не мешал.

“Ничего, – думает Монокто, – большую тяжесть с себя снял – отцовский долг, теперь легче мне будет!” Утром поднялся Болда. Радуется, что теперь стариковы вещи на него работать будут, а кормить их не надо. Пошел Болда в лес. Там на него бедняки работали – лодку делали, из тополя, долбили. Растолкал всех Болда, раскричался:

– Что вы плохо работаете?! Кормить вас не буду! Мне один нож все быстрее сделает, чем вы, лентяи! Этот нож Монокто лодку сделал, пока парень трубку выкурил…

Вынул Болда нож из чехла. Бросил в лес. Упал нож и не шевелится. Не идет лес валить. Не идет лодку делать. “Как так? – говорит Болда. – Нож у Монокто сам работал!”

Посмотрели люди на богатого, говорят:

– У Монокто руки все делать умеют, оттого и нож их слушается. У тебя руки только и умеют деньги считать да собирать.

Побежал Болда на реку. Схватил острогу и в реку кинул. Ушла острога в воду. Воткнулась, в дно. Не мог ее Болда вытащить, как ни бился.

Рассердился Болда. Понял, что стариковы вещи ему служить не хотят. Вытащил огниво из мешка, бросил на землю. Упало огниво, высекло огонь. Побежал огонь по земле. К дому Болда подкатился, к амбарам. Не успел Болда и глазом моргнуть, как пошел огонь по амбарам да по дому гулять. Загорелось добро богача.

Кинулся Болда огонь топтать. Затоптать хотел, да не смог. От огня нагрелся БолДа. Весь жир его растопился.

Растаял Болда. Только и остались от него унты да халат, что ему беднячки шили.

Пошел Монокто на то место, куда богач его нож бросил. Видит, ушел нож в камни. Стали те камни железные. Коли растолочь их да на огне расплавить – из них железо потечет. Пошел Монокто за своей острогой. Рукой за нее взялся, глядит, показались на остроге зеленые побеги, дерево выросло из остроги. Стали ульчи из того дерева делать копья да черенки, да шесты, твердые да гибкие – лучше не найдешь!

Пошел Монокто за огнивом. На том месте, где у Болда дом да амбары стояли, болото стало, а на болоте синие огоньки порхают от стариковского огнива, сторожат проклятое место.

Поклонились люди Монокто, имя его вспомнили!

Спасибо тебе, Монокто, – говорят, – что ты от Болда избавил нас.

КОНЕЦ