Тимур и его команда. Повесть Аркадия Гайдара

— Две кружки. Посуда на столе, — коротко ответил старик и воткнул саблю клинком в землю.
— Ты бы, батюшка, купил косу, — торопливо наливая молоко в кувшин и опасливо поглядывая на старика, говорила молочница. — А саблю лучше брось. Этакой саблей простого человека и до смерти напугать можно.
— Платить сколько? — засовывая руку в карман широченных штанов, спросил старик.
— Как у людей, — ответила ему молочница. — По рубль сорок — всего два восемьдесят. Лишнего мне не надо.
Старик пошарил и достал из кармана большой ободранный револьвер.
— Я, батюшка, потом… — подхватывая бидон и поспешно удаляясь, заговорила молочница. — Ты, дорогой мой, не трудись! — прибавляя ходу и не переставая оборачиваться, продолжала она. — Мне, золотой, деньги не к спеху Она выскочила за калитку, захлопнула её и сердито с улицы закричала:
— В больнице тебя, старого чёрта, держать надо, а не пускать по воле. Да, да! На замке, в больнице.
Старик пожал плечами, сунул обратно в карман вынутую оттуда трёшницу и тотчас же спрятал револьвер за спину, потому что в сад вошёл пожилой джентльмен, доктор Ф. Г. Колокольчиков.
С лицом сосредоточенным и серьёзным, опираясь на палку, прямою, несколько деревянною походкой он шагал по песчаной аллее.
Увидав чудного старика, джентльмен кашлянул, поправил очки и спросил:
— Не скажешь ли ты, любезный, где мне найти владельца этой дачи?
— На этой даче живу я, — ответил старик.
— В таком случае, — прикладывая руку к соломенной шляпе, продолжал джентльмен, — вы мне скажите: не приходится ли вам некий мальчик, Тимур Гараев, родственником?
— Да, приходится, — ответил старик. — Этот некий мальчик — мой племянник.
— Мне очень прискорбно, — откашливаясь и недоуменно косясь на торчавшую в земле саблю, начал джентльмен, — но ваш племянник сделал вчера утром попытку ограбить наш дом.
— Что?! — изумился старик. — Мой Тимур хотел ваш дом ограбить?
— Да, представьте! — заглядывая старику за спину и начиная волноваться, продолжал джентльмен. — Он сделал попытку во время моего сна похитить укрывавшее меня байковое одеяло.
— Кто? Тимур вас ограбил? Похитил байковое одеяло? — растерялся старик. И спрятанная у него за спиной рука с револьвером невольно опустилась.
Волнение овладело почтенным джентльменом, и, с достоинством пятясь к выходу, он заговорил:
— Я, конечно, не утверждал бы, но факты… факты! Милостивый государь! Я вас прошу, вы ко мне не приближайтесь. Я, конечно, не знаю, чему приписать… Но ваш вид, ваше странное поведение…
— Послушайте, — шагая к джентльмену, произнёс старик, — но всё это, очевидно, недоразумение.

— Милостивый государь! — не спуская глаз с револьвера и не переставая пятиться, вскричал джентльмен. — Наш разговор принимает нежелательное и, я бы сказал, недостойное нашего возраста направление.
Он выскочил за калитку и быстро пошёл прочь, повторяя:
— Нет, нет, нежелательное и недостойное направление…
Старик подошёл к калитке как раз в ту минуту, когда шедшая купаться Ольга поравнялась с взволнованным джентльменом.
Тут вдруг старик замахал руками и закричал Ольге, чтобы она остановилась. Но джентльмен проворно, как козёл, перепрыгнул через канаву, схватил Ольгу за руку, и оба они мгновенно скрылись за углом.
Тогда старик расхохотался. Возбуждённый и обрадованный, бойко притопывая своей деревяшкой, он пропел:

А вы и не поймете
На быстром самолете,
Как вас ожидала я до утренней зари.
Да!

Он отстегнул ремень у колена, швырнул на траву деревянную ногу и, на ходу сдирая парик и бороду, помчался к дому.
Через десять минут молодой и весёлый инженер Георгий Гараев сбежал с крыльца, вывел мотоцикл из сарая, крикнул собаке Рите, чтобы она караулила дом, нажал стартёр и, вскочив в седло, помчался к реке разыскивать напуганную им Ольгу.

В одиннадцать часов Гейка и Коля Колокольчиков отправились за ответом на ультиматум.
— Ты иди ровно, — ворчал Гейка на Колю. — Ты шагай легко, твёрдо. А ты ходишь, как цыплёнок за червяком скачет. И всё у тебя, брат, хорошо — и штаны, и рубаха, и вся форма, а виду у тебя всё равно нет. Ты, брат, не обижайся, я тебе дело говорю. Ну, вот скажи: зачем ты идёшь и языком губы мусолишь? Ты запихай язык в рот, и пусть он там и лежит на своём месте… А ты зачем появился? — спросил Гейка, увидав выскочившего наперерез Симу Симакова.
— Меня Тимур послал для связи, — затараторил Симаков. — Так надо, и ты ничего не понимаешь. Вам своё, а у меня своё дело. Коля, дай-ка я дудану в трубу. Экий ты сегодня важный! Гейка, дурак! Идёшь по делу — надел бы сапоги, ботинки. Разве послы босиком ходят? Ну ладно, вы туда, а я сюда. Гоп-гоп, до свиданья!
— Этакий балабон! — покачал головой Гейка. — Скажет сто слов, а можно бы четыре. Труби, Николай, вот и ограда.
— Подавай наверх Михаила Квакина! — приказал Гейка высунувшемуся сверху мальчишке.
— А заходите справа! — закричал из-за ограды Квакин. — Там для вас нарочно ворота открыты.
— Не ходи, — дёргая за руку Гейку, прошептал Коля. — Они нас поймают и поколотят.
— Это всё на двоих-то? — надменно спросил Гейка. — Труби, Николай, громче. Нашей команде везде дорога.
Они прошли через ржавую железную калитку и очутились перед группой ребят, впереди которых стояли Фигура и Квакин.
— Ответ на письмо давайте, — твёрдо сказал Гейка. Квакин улыбался, Фигура хмурился.
— Давай поговорим, — предложил Квакин. — Ну, сядь, посиди, куда торопишься?
— Ответ на письмо давайте, — холодно повторил Гейка. — А разговаривать с вами будем мы после.
И было странно, непонятно: играет ли он, шутит ли, этот прямой, коренастый мальчишка в матросской тельняшке, возле которого стоит маленький, уже побледневший трубач? Или, прищурив строгие серые глаза свои, босоногий, широкоплечий, он и на самом деле требует ответа, чувствуя за собою и право и силу?
— На, возьми, — протягивая бумагу, сказал Квакин.
Гейка развернул лист. Там был грубо нарисован кукиш, под которым стояло ругательство.
Спокойно, не изменившись в лице, Гейка разорвал бумагу. В ту же минуту он и Коля крепко были схвачены за плечи и за руки.

Они не сопротивлялись.
— За такие ультиматумы надо бы вам набить шею, — подходя к Гейке, сказал Квакин. — Но… мы люди добрые. До ночи мы запрём вас вот сюда, — он показал на часовню, — а ночью мы обчистим сад под номером двадцать четыре наголо.
— Этого не будет, — ровно ответил Гейка.
— Нет, будет! — крикнул Фигура и ударил Гейку по щеке.
— Бей хоть сто раз, — зажмурившись и вновь открывая глаза, сказал Гейка. — Коля, — подбадривающе буркнул он, — ты не робей. Чую я, что будет сегодня у нас позывной сигнал по форме номер один общий.
Пленников втолкнули внутрь маленькой часовни с наглухо закрытыми железными ставнями Обе двери за ними закрыли, задвинули засов и забили его деревянным клином.
— Ну что? — подходя к двери и прикладывая ко рту ладонь, закричал Фигура. — Как оно теперь: по-нашему или по-вашему выйдет?
И из-за двери глухо, едва слышно донеслось:
— Нет, бродяги, теперь по-вашему уже никогда и ничего не выйдет.
Фигура плюнул.
— У него брат — матрос, — хмуро объяснил бритоголовый Алёшка. — Они с моим дядей на одном корабле служат.
— Ну, — угрожающе спросил Фигура, — а ты кто — капитан, что ли?
— У него руки схвачены, а ты его бьёшь. Это хорошо ли?
— На и тебе тоже! — обозлился Фигура и ударил Алёшку наотмашь.
Тут оба мальчишки покатились на траву. Их тянули за руки, за ноги, разнимали…
И никто не посмотрел наверх, где в густой листве липы, что росла близ ограды, мелькнуло лицо Симы Симакова.
Винтом соскользнул он на землю. И напрямик, через чужие огороды, помчался к Тимуру, к своим на речку.

Прикрыв голову полотенцем, Ольга лежала на горячем песке пляжа и читала.
Женя купалась. Неожиданно кто-то обнял её за плечи.
Она обернулась.
— Здравствуй, — сказала ей высокая темноглазая девочка. — Я приплыла от Тимура. Меня зовут Таней, и я тоже из его команды. Он жалеет, что тебе из-за него от сестры попало. У тебя сестра, наверное, очень злая?
— Пусть он не жалеет, — покраснев, пробормотала Женя. — Ольга совсем не злая, у неё такой характер. — И, всплеснув руками, Женя с отчаянием добавила: — Ну, сестра, сестра и сестра! Вот погодите, приедет папа…
Они вышли из воды и забрались на крутой берег, левей песчаного пляжа. Здесь они наткнулись на Нюрку.
— Девочка, ты меня узнала? — как всегда быстро и сквозь зубы, спросила она у Жени. — Да! Я тебя узнала сразу. А вон Тимур! — сбросив платье, показала она на усыпанный ребятами противоположный берег. — Я знаю, кто мне поймал козу, кто нам уложил дрова и кто дал моему братишке землянику. И тебя я тоже знаю, — обернулась она к Тане. — Ты один раз сидела на грядке и плакала. А ты не плачь. Что толку?.. Гей! Сиди, чертовка, или я тебя сброшу в реку! — закричала она на привязанную к кустам козу. — Девочки, давайте в воду прыгнем!
Женя и Таня переглянулись. Очень уж она была смешная, эта маленькая, загорелая, похожая на цыганку Нюрка.
Взявшись за руки, они подошли к самому краю обрыва, под которым плескалась ясная голубая вода.
— Ну, прыгнули?
— Прыгнули!
И они разом бросились в воду.
Но не успели девчонки вынырнуть, как вслед за ними бултыхнулся кто-то четвёртый.
Это, как он был — в сандалиях, трусах и майке, — Сима Симаков с разбегу кинулся в реку. И, отряхивая слипшиеся волосы, отплёвываясь и отфыркиваясь, длинными саженками он поплыл на другой берег.
— Беда, Женя! Беда! — прокричал он обернувшись. — Гейка и Коля попали в засаду!

Читая книгу, Ольга поднималась в гору. И там, где крутая тропка пересекала дорогу, её встретил стоявший возле мотоцикла Георгий. Они поздоровались.
— Я ехал, — объяснил ей Георгий, — смотрю, вы идёте. Дай, думаю, подожду и подвезу, если по дороге.
— Неправда! — не поверила Ольга. — Вы стояли и ожидали меня нарочно.
— Ну, верно, — согласился Георгий. — Хотел соврать, да не вышло. Я должен перед вами извиниться за то, что напугал вас утром. А ведь хромой старик у калитки — это был я. Это я в гриме готовился к репетиции. Садитесь, я подвезу вас на машине.
Ольга отрицательно качнула головой.
Он положил ей букет на книгу.
Букет был хорош. Ольга покраснела, растерялась и… бросила его на дорогу.
Этого Георгий не ожидал.