Вильгельм Телль
— Шляпе кланяться? Нет, друг, не каждой голове кланяется Вильгельм Телль, а ты захотел, чтобы кланялся он пустой шляпе.
— Хватайте его!
Вцепились солдаты в Телля, повисли на нём. Багровым стало лицо Телля. Словно канаты, натянулись на шее могучие жилы.
Размахнулся он, ударил в грудь здоровенного солдата. Охнул солдат, пополам перегнулся.
— Сам кланяйся шляпе, австрияк! — крикнул Телль.
Крепкие кулаки у Телля. Рухнул один солдат наземь, за ним — второй.
— Не слишком ли крупного зверя вы затравили, охотники? — тяжело дыша, сказал Телль. — Не заяц я и не лисица.
— Окружай его! Хватай сзади! — орёт длинный как жердь барабанщик.
Бросились барабанщики своим на помощь.
— Берегись, отец, — слышит Телль голос старшего сына.
Успел Телль пригнуться — в воздухе просвистел камень.
— Измена! Бунт! Стража! — кричит солдат, а сам так и стоит согнувшись, распрямиться не может.
И вдруг из всех домов стали выбегать люди на площадь. Со стуком распахнулись окна, со скрипом двери. Взмыли голуби вверх, в тревоге вьются над площадью. Появилась в тёмном окне голова оружейника Конрада и исчезла. Вот он уже на площади в кожаном переднике, с тяжёлым молотом в руках.
Частый, звонкий цокот копыт заставил всех обернуться. Да и не глядя, было каждому ясно, что скачет большой отряд всадников.
На площадь въехал сам наместник Гесслер со своей свитой; сто всадников с копьями охраняют его.
Важно восседает господин наместник на белом жеребце. Из-под тяжёлых красных век злобно смотрят маленькие глаза.
А рядом с ним восемь именитейших австрийских дворян покачиваются в тиснённых золотом и серебром седлах на вороных конях. Реют яркие перья, сверкают драгоценные камни, блестит переливчатый атлас.
— Что здесь происходит? — проскрипел наместник Гесслер.
Как из-под земли, выскочил вертлявый длинноногий шпион с головой, втянутой в плечи. Встал на цыпочки, подобострастно доносит наместнику:
— Вильгельм Телль… Смутьян… Стрелок…
Медленно повернулся Гесслер к Теллю.
— Правда ли, Вильгельм Телль, что ты отказался исполнить мой приказ?
Спокойно посмотрел Телль в глаза наместнику.
— Не верю, господин наместник, чтобы могли вы отдать такой приказ. Тот, у кого в руках власть, должен быть с людьми прост и великодушен.
— Не веришь? А я вот верю всему, что мне говорят. Наверно, я стар и слишком доверчив. Сказали мне, ты лучший стрелок в Швейцарии, и я поверил. Может, зря?
— Отчего же! В ста шагах я сбиваю яблоко с яблони, — сказал Телль и увидел недобрый огонёк в жёлтых глазах Гесслера.
— С яблони?.. Ну зачем же с яблони… зачем же с яблони…
Закрыл глаза наместник. Можно было подумать, что задремал он в седле, обо всём забыл. Вдруг в сонном лице Гесслера проступило что-то волчье, хищное.
— Ты собьёшь яблоко с головы одного из твоих сыновей! — негромко сказал он.
Телль вздрогнул.
— Вы шутите, господин наместник!
— Разве ты когда-нибудь слышал о том, что я любитель шуток? Ты искусный стрелок. Не собьёшь яблоко — не уцелеет твоя голова. Сама скатится, как спелое яблоко. Где же тут шутка?
— Лучше сразу убейте меня! Кто решится на такой выстрел?
— Отец, — крикнул старший сын, — стреляй! Не бойся. Я не пошевельнусь.
Кто-то застонал, кто-то охнул позади Телля.
За полукружьем блестящих копий — толпа. Ужас на лицах у женщин. Гневом полны глаза мужчин.
— Отмерить сто шагов! — приказал Гесслер.
И опять, неизвестно откуда, выскочил вертлявый шпион и запрыгал на своих длинных ногах, отмеряя шаги. Каждый шаг в три шага.
Вот сто шагов, сотый здесь, под липой, — донеслось с другого конца площади.
— Каждый твой шаг зачтётся тебе, убийца! — крикнули из толпы.
Не ясно было, слышал или нет эти слова наместник, но тем, кто стоял рядом, видно было, как сжались и побелели его пальцы на рукояти меча.
— Возьмите младшего! — тяжело упали слова Гесслера.
Отстранил оружейник Конрад стражника и вышел вперёд.
— Господин наместник, — сказал он, — отпустите Телля. Если он и виноват в чём-нибудь, он уже довольно наказан.
Даже не взглянув на оружейника, хлыстом отстранил его Гесслер. Грузно повернулся в седле.
— Жду, — сказал он Теллю.
В толпе послышался громкий ропот. Сто острых копий разом уставились на толпу.
— Стойте! Стойте! Остановитесь! — закричал Телль. — Я согласен! Я выстрелю в яблоко.
— Тащите мальчишку к дереву! — приказал Гесслер.
Хотел солдат схватить мальчика — увернулся тот. Как угорь, выскользнул из цепких рук. Сам побежал к липе.
— Дай я завяжу тебе глаза!.. — крикнул оружейник Конрад.
— Не надо! Не хочу! Ведь это отец стреляет!
Солдат-наёмник положил яблоко на голову мальчика. Неподвижно, боясь пошевелиться, стоит он, смотрит на отца.
Снял Вильгельм Телль с плеча свой самострел. Достал из колчана две стрелы, одну из них спрятал у себя на груди.
Все разом замолкли. Многие зажмурили глаза, отвернулись.
Свистнула в воздухе стрела.
— Отец! — зазвенел радостный голос ребёнка.
— Жив! Невредим! — словно один человек, вздохнули все люди на площади.
Бежит мальчуган навстречу Теллю — две половинки яблока у него в руках.
А стрела, как живая, покачивается в стволе липы.
Взял оружейник Конрад из рук Телля самострел, чтобы мог отец прижать сына к груди.
Позабыв о Гесслере и его страже, радостно теснились люди вокруг Вильгельма Телля.
И вдруг снова раздался голос наместника Гесслера:
— Скажи мне, Телль, а для чего ты спрятал на груди вторую стрелу?
— У нас, у стрелков, такой обычай, — сказал Телль и прижался щекой к голове ребёнка. Пахнут волосы ребёнка яблоком.
Поставить книжку к себе на полку