Как портной пришил Финляндию к Швеции. Сакариас Топелиус
Поставить книжку к себе на полку
— Выдай мне свидетельство, что я в самом деле получил эту телеграмму и что я пришил телеграфным кабелем Финляндию к Швеции, — попросил Тикка капитана.
Получил Тикка свидетельство и отправился назад в свое селение.
Когда он проходил мимо торпа Вииттала, Майу мыла в ручье бидоны из-под молока. Работящая и веселая, такая нежная в своем бедном платьице, стояла она у ручья и так по-доброму, так тепло смотрела на Тикку, который, весь в поту и пыли, шагал по дороге!
— О, до чего ж у тебя усталый вид, — сказала она. — Не хочешь ли немного сыворотки — освежиться?
Тикка не возражал, и Майу побежала за кружкой своей прекрасной свежей сыворотки. У них на торпе была корова.
— Откуда идешь? — спросила Майу.
— Из Нюстада, я пришил Финляндию к Швеции, а теперь иду требовать, чтобы в воскресенье в церкви огласили мою помолвку с Ниллой из усадьбы Анттила.
— Знаю, — вздохнула Майу. — Счастья тебе, дорогой Тикка! У тебя — богатая невеста.
— Майу, — спросил Тикка, — посватайся кто-нибудь к тебе, потребовала бы ты в подарок от жениха полость из лисьих шкур, покрывало из птичьих хвостиков и ожерелье из настоящего жемчуга?
— А на что мне такие побрякушки? — удивленно спросила Майу.
— Ну а посватайся, Майу, кто-нибудь к тебе, послала бы ты его как последнего дурака бродить по свету и заставила бы его пришить два государства друг к другу?
Майу засмеялась.
— Матушка послала бы его вычистить собственные сапоги и причесать чуб.
— До свидания, Майу.
— До свидания, Тикка. Счастья тебе!
Всю ночь в одинокой лачуге Тикка не смыкал глаз — все о сватовстве думал. Наутро, а был как раз день Святого Михаила, оделся Тикка понарядней, положил в карман свидетельство капитана и пошел в усадьбу Анттила. Никку и Харьюс Мортен были уже там, скрипка — настроена на свадебный марш, а все — в ожидании: какое будет необыкновенное веселье, когда Тикке откажут и под звуки музыки с позором выставят за дверь. Одна Нилла не радовалась. Отец хотел выдать ее замуж за Харьюса Мортена, которого она терпеть не могла. И она уже подумывала: может, она станет счастливей, если выйдет замуж за скромного портного.
Тут появился Тикка и храбро прошел в горницу.
— Доброе утро, батюшка. Я здесь, собственно, по праву и требую, чтобы ты выполнил свое обещание. Вот прихожане — свидетели того, что Нилла должна стать моей женой.
— Так-так, — произнес, скорчив, как обычно, свою хитрую рожу, старик. Никку же меж тем снова начал настраивать скрипку. — Стало быть, сестрица моя в Эрегрунде попалась-таки на крючок. Славно будет узнать, как поживает эта скромница.
Тикка вытащил телеграмму из кармана и прочитал: «Мадам Андерссон шлет привет и благодарит. Она подавилась лососьей косточкой и как раз возвращается от доктора, но теперь она поживает хорошо и пригласила мадам Рёрстранд на чашечку кофе».
— Это еще что такое! — воскликнул, побагровев от злости, старик.
Меж тем Никку так сильно провел смычком по струнам своей скрипки, что одна из них лопнула. — И не стыдно тебе насмехаться надо мной!
— Вот мое свидетельство, — сказал Тикка и протянул старику бумагу.
Все столпились вокруг хозяина усадьбы Анттила, чтобы разглядеть диковинный документ. Харьюсу Мортену, который не умел читать, пришлось расспрашивать других, что там написано. А там было написано, что портной Тикка пришил друг к другу обе страны с помощью телеграфного кабеля, проложенного через море. Там было написано, что он собственной персоной запрашивал по телеграфу, как поживает мадам Андерссон, и затем получил нижеследующий ответ. Так что Тикка вовсе не хитрил; изворотливый старик был пойман в собственные сети, и ему пришлось признать, что у Тикки законные права на Ниллу. Никку спрятал скрипку с лопнувшей струной под мышку и незаметно скрылся. Но Харьюс Мортен надменно заявил, что не намерен уступать дорогу такому вот ничтожеству. Нилла тоже должна сказать свое веское слово.
Нилла и в самом деле хотела сказать свое слово, но только в пользу портного. Колокольня нежнейшим взглядом смотрела теперь сверху вниз на стог сена и уже протягивала, словно два флагштока, свои длинные руки, чтобы обнять Тикку. Но он, отступив назад, сказал:
— Спасибо вам, батюшка, за то, что вы хотите отдать мне Ниллу в жены. Но дела нынче обстоят так, что я этого больше не желаю. Слишком долго бегал я, как последний дурак, ради нее и ради вас по свету. Она слишком высока для такого малорослого парня, как я. Отдай ее в жены тому, кто больше ей под стать. Прощай, батюшка, прощай, Нилла. Останемся до конца добрыми друзьями.
Неожиданно стог сена исчез — будто ветром сдуло, и колокольня осталась одна в своем гордом величии. Прихожане шептались, поглядывая на старика, и скалили зубы. Старик так и затрясся от злости и с досады швырнул трубку. Ударилась о плиту его лучшая трубка да и разбилась. Беда ведь редко приходит одна.
Однако все в селении знали, что Тикка посватался к Нилле, но не все знали, что он отказался от своей невесты. Велико же было удивление, когда в воскресенье после дня Святого Михаила в церкви была объявлена помолвка портного, честного и овеянного славой Иошуа Тикки, с торпарской дочкой, честной и добродетельной Марией Вииттала.
— Вот парочка так парочка — одно конопляное зернышко женится на другом, — одобрительно кивали люди, — разве конопляное зернышко подходит к сосновой шишке, разве могут они ужиться в одном гнезде?
Поставить книжку к себе на полку