Добрыня Никитич в отъезде
Поставить книжку к себе на полку
Страницы: 1 2
Много ли, мало ли времени прошло, женился Добрыня на дочери Микулы Селяниновича — молодой Настасье Микулишне. Только год Добрыня с женой в тихом доме прожил, присылает раз за ним князь Владимир и говорит ему:
— Полно тебе, Добрыня, дома сидеть, надо править службу княжескую. Поезжай, расчисти прямой путь в Золотую Орду к Бекету Бекетовичу. На том пути летает Невежа черным вороном, не дает русским людям ни пройти, ни проехать. А потом езжай в Чудь-белоглазую, получи с нее дань за десять лет, да обратным путем наведайся к Сарацинскому царству упрямому, покори его Киеву.
Запечалился Добрыня, да делать нечего.
Вернулся домой, прошел к матушке Мамелфе Тимофеевне и стал ей горько жаловаться:
— Ты зачем меня, матушка, несчастного, родила? Завернула бы меня в льняную тряпочку да бросила бы камешком в синее море. Лежал бы я на дне, не ездил бы в дальние страны, не убивал бы людей, не печалил бы чужих матерей, не сиротил бы малых деточек.
Отвечает ему Мамелфа Тимофеевна:
— Я бы рада была, Добрынюшка, уродить тебя смелостью в Илью Муромца, силой в Святогора-богатыря, хитростью в Вольгу Всеславьевича, красотой в Иосифа Прекрасного, да это не в моих руках. А и сам ты не плох, Добрынюшка, незачем тебе на чужое счастье кивать. Что тебя так опечалило?
— Посылает меня князь в чужие края, с черным вороном биться, с сарацинами мириться, с Чуди-белоглазой дани брать.
Ахнула Мамелфа Тимофеевна, побежала в терем к Настасье Микулишне:
— Ты чего сидишь, Настасьюшка, золотом сорочку шьешь? К нам беда на двор пришла: отлетает наш ясный сокол, уезжает Добрынюшка на долгие годы.
Выбежала Настасья Микулишна из терема в одной белой рубахе без пояса, в тонких чулочках без чоботов, припала к стремени Добрынюшки, стала горько плакать, расспрашивать:
— Ты куда уезжаешь, сокол мой, надолго ли, когда мне мужа домой ожидать?
— Ожидай меня, жена, шесть лет. А шесть лет пройдет и не вернусь домой — значит я сложил свою буйную голову. Ну, тогда как хочешь живи: хоть вдовой живи, хоть замуж пойди. Хочешь иди за князя, за боярина, хочешь иди за простого крестьянина, не ходи только за Алешу Поповича.
Махнул рукой Добрыня, да и был таков. Не дорожкой он поехал, не воротами, а перескочил через городскую стену, только пыль в степи столбом завилась…
День за днем будто дождь дождит, неделя за неделей как трава растет, год за годом как река бежит.
Сидит Настасья Микулишна у теремного окна, с дороги глаз не спускает, милого мужа дожидает.
Вот три года прошло — нет Добрыни из чистого поля. И снова дни идут, недели бегут, годы тянутся…
Плачет Настасья Микулишна, глаз не осушает, от окна не отходит.
Еще три года прошло — нет Добрыни из чистого поля.
Не две серые уточки вместе сплываются, не две белые лебедушки слетаются, сидят обнявшись мать да жена, горькие слезы льют.
Вдруг приходит к ним Алешенька Леонтьевич и приносит нерадостную весть:
— Ехал я мимо Сафат-реки, увидал Добрыню Никитича. Лежит Добрыня в чистом поле, головой в ракитов куст, ногами на ковыль-траве. Сквозь желтые кудри трава проросла, расцвели цветы лазоревые.
Горько плакала Мамелфа Тимофеевна, стали волосы ее из черных серебряными. А Настасью Микулишну стал Владимир-князь уговаривать:
— Плохо жить молодой вдове, дай-ка я тебя сосватаю, хоть за князя, хоть за боярина, хоть за русского могучего богатыря.
— Я ждала Добрыню по его наказу шесть лет, по своей воле буду ждать еще шесть лет. А не будет его домой, тогда — твоя воля, князь.
Вот денечек за денечком как дождь дождит, а годочек за годочком как сокол летит. Пролетело и еще шесть лет. Не вернулся Добрыня домой. Тут Владимир-князь к Настасье пришел:
— Полно тебе жить вдовой. Иди замуж за Алешу Поповича, а не пойдешь добром, возьмем силой.
Как Настасье было князя ослушаться?!
Взяли ее за белые руки, сняли с нее вдовье платье, повели на свадебный пир, посадили рядом с Алешкой Поповичем.
Сидит на пиру невеста как мел бела, слезы по щекам ручьем бегут…
А Добрыня Никитич тем временем очистил дороги прямоезжие, покорил сарацин упрямых, взял с Чуди дань за двенадцать лет и домой повернул.
У Царьграда стал он отдыхать, засыпал коню бело-ярого пшена, налил ключевой воды, а конь не ест, не пьет, копытом землю бьет.
— Что же ты, конь, не ешь, не пьешь? Али близко злой враг притаился? Али чуешь над нами невзгоду?
— Чую я беду не вблизи, а вдали. Повели сегодня силой Настасью Микулишну на свадебный пир с Алешей Поповичем.
Вскочил тут Добрыня на коня, ударил плетью по крутым бокам. Взвился конь вихрем, стал с холма на холм перескакивать, реки-озера перепрыгивать. Где падали копыта лошадиные, становились там глубокие колодцы с кипучей водой.
Доскакал Добрыня до Киева. Он не правит коня на дорогу, не правит к воротам, а правит через стену городскую, мимо башни наугольной, прямо в свой родимый двор. Видят слуги: ворвался во двор чужой богатырь виду страшного: на нем шкуры звериные, сапоги изодранные, лицо черное, глаза грозные. Конь под ним косматый, как лютый зверь.
Он прислужников расталкивает, коня не привязывает, двери с петель рвет, в горницу к Мамелфе Тимофеевне бежит.
Встала Мамелфа Тимофеевна, за костыль взялась, говорит гневным голосом:
— Ты что ж это, молодец, моих слуг расталкиваешь, без учтивости ко мне в горницу лезешь, поклоном низким мне не кланяешься?! Был бы жив сынок мой Добрынюшка, он бы тебя вежливости научил! Ты ступай-ка прочь, а не то я сама тебя костылем попотчую!
Говорит заезжий молодец:
— Ты прости меня, Мамелфа Тимофеевна, твоему Добрыне я названый брат. Он поехал в Царьград, а мне велел побывать в Киеве, его матушке поклон свезти, расспросить о молодой жене.
Заплакала Мамелфа Тимофеевна:
Страницы: 1 2
Поставить книжку к себе на полку