Былины: Михайло Данилович
Поставить книжку к себе на полку
Послужи-тко ты теперь сыну́ Михайлушке!
Да отмерял тут Михайло как ведь пять локоть,
Да во сторону копал да он во восточную,
И копал Михайло да мать сыру землю́,
Находил он тут всю сбрую богатырскую,
И тогда уж он поехал во чисто поле.
Забренчала его палица боевая,
Засвистела его сабля, сабля вострая.
Выходило старо старчище Данилище на зеленый луг,
Да просил он спаса с богородицей:
— Ты, спаса всемилослива богородица!
Да прими-тко ты моленье пустынное,
Да прими-тко ты моленье скоро-на́-скоро,
Помоги-тко ты сыну Михайлушке:
Исполнят он все да дела добрые,
Еще делат он защиту всему Киеву.
Только в тую было пору, в то время
Доброй конь у Михайла прове́щился:
— Бей-ко ты, Михайло, силу с крайчику,
Не заезжай-кося, Михайло, в силу в ма́тицу6;
А и копают тут уланове7 три погреба,
А три погреба копают тут глубокие,
И становят тут у погреб копья острые,
Еще первой-от я погреб так пере́скочу,
Ведь и дру́гой-от я погреб да пере́скочу,
А третьего мне-ка погреба не пере́скочить.
И бьет Михайло тут коня по тучны́м бедрам:
— Ах ты конь, мой конь, травяной мешок!
Не хочешь ты послужить мне-ка времени малого!
Да нача́л коня приправливать во силу да в матицу:
Пе́рвой-то погре́б его конь пере́скочил,
Да и дру́гой-от он погреб ведь пере́скочил,
А третьего-то он погреба не пере́скочил —
И упал ногами он да задними,
Уронил Михайла он в глубок погре́б,
Только не́ пал тот на копья вострые.
Набиралися уланове поганые,
Да вязали ведь его за руки белые,
Да теми петля́ми ведь шелко́выми,
И ковали, ковали да во железа тяжелые,
Ведь резвы́ ноги́ ковали Михайловы,
И повели-то его ко царищу ко Уланищу.
Только молится Михайло спасу с богородицей:
— Ты не дай-кося меня поганым на пору́ганье,
Буду я служить да с веку до́ веку
Да за ту́ю я за веру за крещеную,
Да за церкви я служить буду за божие!
А тогда ведь у Михайлы вдвое-втрое силы прибыло,
Разорвал он петли-то шелковые,
Да сломал железа он тяжелые,
Ухватил он ведь о́слядь тележную,
Да и почал ведь он о́слядью помахивать.
Как вперед-то он махнет — так ту́т-то улица,
А назад-то отмахнет — так переулочек.
И узнала тут его конь-лошадь добрая,
Прибегала со всей со сбруей богатырскою,
И садился тут Михайло на добра́ коня,
Заводил он силы пересчитывать,
Пересчитывать тут силы с крайчику,
Да полонить те силы тут да с края на́ край.
И поехал он к царищу ко Уланищу,
И отсек царищу он да буйну голову,
Положил он ту́ю голову на ко́пье вострое,
Сам он голове-то удивляется:
— Ведь ушища-та у царища — будто блю́дища,
А глазища-та у царища — быдто чаши пи́вные,
А носище-то у царища — быдто палица боевая.
Да и едет тогда Михайло по чисту́ полю́.
И ходит тут-то старо старчище Данилище
Да со той ли со клюкою со железною,
Еще тая-та клюка да сорока пудов,
А старик-от сам ведь приговаривал:
— Ой же вы еси, уланове поганые,
А убили у меня вы сына Михайлушка!
Тут приехал сам Михайло близ его,
Да крычал ему он гласом громкиим:
— Что ты еще, старой, тут-то делаешь?
А ответ держал старо старчище Данильшо:
— Ой же ты, улановин поганыя,
Да подвинься-ко сюда, да ко мне старому,
Так рассеку я тя клюкой и с конем на́двое!
А скрычал Михайло гласом громкиим,
Еще громкиим он гласом, да ребячиим:
— Стой-кося ты, монах, да удержи коня,
Приздыни-тко ты свой колпак шелко́выя8,
Тогда да увидишь, кого надобно.
Приздынул монах колпак шелковыя,
Подъезжал тогда Михайло близ его,
Тут во-первых опознал своего Бурушка,
Во-вторых, опознал сына Михайлушка:
— Ты куда, Михайло, едешь, куда путь держи́шь?
— Еду я, бачко, ведь во Киев-град.
Был же я ведь, бачко, во несчастии:
Пересчитывал я силы ведь поганые,
В глубоки́ погреба ездил — убит не бы́л:
Видно ваши-ты молитвы да пустынные
Ведь последовали к спасу многомилосливу!
Да поди-тко ты, бачко, во мона́стырь прече́стные,
Да моли-тко ты, моли бога по-прежному,
А сам-от я поеду ведь во Киев-град.
Да во Киев град заехал не воротами —
Чере́з стену́ заехал он городо́вую,
Через башню он заехал наугольную,
И вязал коня к кольцу он золочёному.
Выходил тогда Владимир со Апраксией,
И дивилися голове-то тут улановой.
Так тогда уж вот завелся там почестен пир,
Что на всех князей пир, на бо́яр-то ведь,
Да на все и полени́ц-то удалыих.
Богатырь-малолетка Михайло Данилович совершает подвиг, который поразил не только князя, но и Данилу Игнатьевича — в прошлом бывалого воина. Богатырь не ведает робости — не внимает предупреждениям своего вещего коня; и хотя предсказания сбываются, но все же герой побеждает врагов. Сложение былины относится к XII веку. Академик Б. А. Рыбаков связал былину с боевым сражением русских сил против половцев под Лубном.
1. Теперь отроду мне стало девяносто лет… — Раньше певец называл Данилу Игнатьевича «молодцом». Это — бессознательное следование певца обыкновению так именовать всякого богатыря.
2. Что во Киеве богатыри ушли в мона́стыри… — Ушел один богатырь, а говорится обо всех. Либо речь идет о том, что с Данилой постриглись в монахи и другие воины, либо это оговорка певца, который понаслышке знал о том, что в монастырь уходили другие воины.
3. Приносил ведь он книгу настольную… — Вероятно, речь идет о какой-то гадательной книжке, по которой неверный царь решил избрать для поединка удобное и счастливое для себя место и время.
4. Да и застава положена великая… — Слово «застава» здесь имеет смысл — обет, обязательство, запрет.
5. Локоть — мера длины от конца среднего пальца до локтевого сгиба.
6. Не заезжай-кося, Михайло, в силу в ма́тицу… — Ма́тица — главная потолочная балка, проходящая посередине. Конь советует Михайлу не заезжать в самую гущу врагов, в середину их.
Поставить книжку к себе на полку