Сказка об Иване-царевиче и Сером Волке
Поставить книжку к себе на полку
Ой, люди добрые! Вы только подумайте, вы только послушайте! Лучше бы мне не ведать, не знать и вам не сказать, что тут случилось, что тут содеялось!
А случилась беда, злодейство лихое содеялось!
Уж лучше бы Иван-царевич глаз не смыкал, не спал. Да кто знал, кто ведал, а теперь-то время ушло, поздно спохватываться!..
Подъехали старшие братья, видят—Иван-царевич богатырским сном уснул, Златогривый конь возле него травку щиплет.
Подивились, в шатёр заглянули, а там Елена Прекрасная спит, разрумянилась, во сне-то у неё ресницы дрожат, подрагивают. А над ней — сама красота: Жар-птица в золотой клетке сияет.
Лютым жаром охватила братьев зависть, чёрные мысли в них вскипели. Сговорились, порешили, окаянные, брата своего меньшого,
Ивана-царевича, убить, ограбить. «Не то, — сказали друг другу, — батюшка-царь ему ещё полцарства при жизни даст, а по смерти и остальное откажет, а так мы всё себе заберём!»
И решили: Елена Прекрасная пусть старшему достанется, Златогривый конь — среднему. «Ну, а Жар-птицу пока старику отцу отдадим, а после смерти его посмотрим, чей жребий выпадет».
Как условились, так и сделали: убили они Ивана-царевича, а Елену Прекрасную схватили, пристращали: коли выдаст их, и ей смерти лютой не миновать.
И поехали домой на коне Златогривом чужим трудом хвастать, чужой удачей пользоваться, чужим счастьем наслаждаться.
Пусть они едут, пусть их гром оглушит, пусть их молния поразит! Ведь убили они Ивана-царевича, брата своего младшего, в чистом поле оставили лежать чёрным воронам на поругание.
Вот и прилетели они: ворон и воронёнок. Кружат над Иваном-царевичем, очи ему выклевать хотят… И вдруг откуда ни возьмись прибежал Серый Волк. Увидал Ивана-царевича убитого, затаился, и как только воронёнок ему на грудь сел, так Серый Волк его цап! — и схватил. Схватил, держит, убивать не убивает и отпускать не отпускает.
Заплакал воронёнок; чёрный ворон, отец его, взмолился:
— Серый Волк! Пожалей моё дитятко, воронёночка чёрненького. Я тебе какую хочешь службу сослужу.
— Ну что ж, Ворон Воронович! — сказал Серый Волк. — Так-то мы поладим. Только принесёшь ты мне живой и мёртвой воды, я тотчас отпущу твоего воронёночка!
Взмахнул чёрными крыльями ворон и улетел туда—не знаю куда, ему одному ведомо, — живой и мёртвой воды взять.
Сколько времени прошло, столько и утекло. Вернулся чёрный ворон и принёс два пузырька: один с водой живой, другой с водой мёртвой.
Взял Серый Волк пузырёк с мёртвой водой, спрыснул Ивана-царевича — у него все раны и зажили. Спрыснул из другого пузырька живой водой—Иван-царевич потянулся, проснулся, глаза протёр.
— Эх, и долго же я спал! — сказал.
— Спать бы тебе вечно, Иван-царевич, — сказал ему Серый Волк,—кабы я тут не случился. Твои братья тебя сонного убили, ограбили, Елену-Прекрасную старший-то себе забрал, коня Златогривого средний взял, а Жар-птицу порешили покуда отцу отдать, смерти его дождаться, жребий метать, кому достанется! Коль не хочешь на свадьбу опоздать, садись на меня, — в одночасье мы там будем!
Усадился Иван-царевич на Серого Волка — ух и понеслись! Выше леса стоячего, ниже облака ходячего, горы и реки перелетая, чистое поле хвостом выстилая.
Вовремя прибыли: старший сын царя к венцу с Еленой Прекрасной собрался. Вот радость!
Радость, радость, только что за странность? Невеста плачет, Жар-птица не поёт, а Златогривый конь не ест, не пьёт.
А столы накрыты, пир готов—лишь один царь — голова у него кругом идёт — ничего не [знает, ничего понять не может.
Тут самая пора пришла—Иван-царевич и Серый Волк, уж куда там—прощаться не время, разлучаться недосуг, — оба вместе тихохонько в тронный зал вошли, за занавесями затаились.
Как вошли, так невеста плакать перестала. Перестала плакать, рассмеялась, словно жемчуг рассыпала.
И Жар-птица вдруг запела.
И Златогривый конь, как ни в чём не бывало, копытом забил, есть начал.
Вот тогда-то вместе с Серым Волком об руку Иван-царевич на люди вышел. Невеста-то, Елена Прекрасная, к нему кинулась.
— Вот он, мой жених, мой желанный! — воскликнула.
Испугались злые братья, точно полотно, побелели, закачались, словно былиночки!
Узнал царь правду, нахмурился, насупился:
— Экая напасть! Как быть, поступить? Куда старших сыновей девать?
Ему и сказали те, кто ответ держал, кто советовал:
— Царских сыновей не бьют, не куют, а на волю пускают. Тем более в праздничный день, в свадьбу!
На том и порешил царь: приказал отпустить их на все четыре стороны, на все ветры полуденные, на все вьюги зимние, на все вихри осенние…
И начался тут пир. У царя-то ни мёда не варить, ни вина курить — всего вдоволь. А тут — свадьба!.. И на свадьбе той Ивана-царевича с Еленой Прекрасной Серый Волк посажёным отцом присутствует!
Я на том пиру был, мёд, пиво пил, сам слыхал, сам видал, как его все ласкали, величали, ему благодарствовали. За его здоровье пили, уговаривали, упрашивали:
«Не ходи, Серый Волк, в лес, оставайся здесь навсегда».
А Иван-царевич его за руку взял и сказал:
— Был ты мне другом верным в беде и нужде, неужто теперь, в радости, кинешь?
Ну, как не согласиться?
Остался Серый Волк, и зажили они все в достоинстве и счастье.
Поставить книжку к себе на полку